Враг мой - дневной свет - Лисина

двери одеялом. На шорох она среагировала с проворностью полевой мыши: накинула одеяло, погасила фонарик и притаилась, не дыша.

— Эй! — позвал Дима, обалдевший от молниеносности происходящего. Как же убедить себя, что это не сон? — Эй, ты, вставай, не придуривайся!

— А ты кто? — перепуганное белое-белое лицо высунулось и обратилось к нему.

— Тебе-то что?

— Ты что, больной? — и хоть она злилась, видно было, что такой поворот ее не пугает, если не сказать забавляет.

— Пусти, я войду! — Дмитрий попытался открыть окно шире.

— Зачем это? — в голосе ее явно послышалось кокетство.

— А ты не знаешь? — схитрил он.

Залазь, — хмыкнула она, и сама открыла окно. — Давно ко мне такие хорошенькие мальчики не захаживали.

Пришлось повозиться, но с грехом пополам он все же справился. Они оказались лицом к лицу — женщина, уже повидавшая жизнь, хоть и отпраздновала недавно свое семнадцатилетние, уже познавшая и смерть, и любовь, и, наверняка, презрение и унижения, и он — мальчик, видевший за свои четырнадцать только двоих человек — маму и доктора, лишенный теперь даже телевизора и скандалов, ведь мама так старательно выполняла все его требования.

Вблизи Юля оказалась совсем не такой красивой. Волосы ее, белокурые, как ему нравилось, оказались крашенными, о чем свидетельствовали небрежно запущенные черные корни. Рот был маленьким и невыразительным, глаза почти без ресниц, а щеки сплошь в веснушках. Димка был разочарован. Идеал разбился, как стеклянный стакан, и мальчик с ужасом ощутил, как откуда-то из его черного нутра поднимается уже знакомое раздражение на весь грязный человеческий род.

Девушка ничего не заметила. Она стала вести себя по отработанной схеме: скинула с плеч одеяло и как бы невзначай показала полную грудь, тоже всю обсыпанную веснушками; сосок оставался розовым и крупным, как вишня.

— Хочешь? — хрипло спросила она Димку и дотронулась рукой до его густых темных волос. Он вздрогнул и отстранился, раздражение настолько овладело им, что никакие дразнящие прелести не могли привести его в чувства. Он видел только грязь и разврат, и не понимал, что сам является виновником ее поведения. Его нежные, искусанные губы, запавшие глаза в длинной бахроме ресниц, бледность и нервозность завели Юлю больше, чем самые изысканные ласки опытных любовников. Мальчишка источал сексуальность и опасность. Ей хотелось его неудержимо. Стало не до кокетства и приличий. — Поцелуй меня, — простонала она, притягивая его к себе, — ты, что, ничего не видишь?!

Он не стал целовать ее, придя в ужас от одной мысли. Вместо этого он сорвал с нее одеяло и резко раздвинул ее ноги. Юлька, впрочем, не сопротивлялась. Вот это колдовство! Пальцы его сами потянулись к нежной плоти.

— Ой, да не того уже! — застонала она еще громче и рывком расстегнула его джинсы. — Иди сюда, вот сюда!..

Ее стоны и визги, перешедшие в плач, истерзавшие его слух, наконец, стихли, став ровным сонным дыханием. Димка пошевелился, борясь с тошнотой, поднялся, застегнул брюки… Что же он с ней сделал? То, что он думает? То, чем занималась она с отчимом? Значит, ее грязь перешла к нему, и теперь она имеет какую-то власть над ним? Только не это. Он этого не хочет.

В комнате было холодно и сыро. Обстановка не поражала воображение: стол, кровать, комод с зеркалом, заваленный всякими безделушками, а на столе даже не убрано после ужина, стоят чашки, тарелки, валяются грязные вилки, нож, открытая банка паштета и несколько кусков уже подсохшего хлеба

Он взял нож в руку и обернулся к спящей. Не должно быть так много грязи на свете, да и он очистится, если сделает то, о чем думал так долго накануне своего освобождения.

Кровь брызнула на постель; ее горячие капли попали ему на руку и стали разъедать кожу. Мерзкие хрипы стихли, ноги и руки перестали дергаться; все тело обмякло. Дима вытер нож простыней, все время, помня о прочитанных детективах, и, забравшись на кровать, перешагнул через мертвую девушку. Кончиком рубашки он вытер подоконник, уже стоя по ту сторону комнаты и медленно, словно прогуливаясь, направился к дому. На душе было радостно и тихо.

Галина спала, как убитая, что было удивительно. Обычно в такие завывающие ветром ночи, она лежала с открытыми глазами, слушая тиканье часов, деля страх пополам с надеждой, и ждала перемен. Почему-то ветер обладал для нее такой таинственной властью менять жизнь. Обычно к утру, она забывала о своих ожиданиях, но следующая ветреная ночь вновь заставляла ее воображение рисовать какие-то несбыточные картины.

Но не сегодня. Ветер выл, а к утру еще, и ливень хлынул, заливая следы в саду, но Галина мирно спала, завернувшись в теплое одеяло, и видела самые обыкновенные сны. Наверное, любовь усыпила ее бдительность и наобещала много чего заманчивого, не то, что этот глупый, бесчувственный ветер.

========== Часть 15 ==========

15.

Традиционный кофе был готов и дожидался своего часа, отстаиваясь в турке. Утро выдалось прямо-таки ледяным, и Галина не спешила менять теплую, вкусно пахнущую кухню на сырой туман, в котором вполне можно было заблудиться. Она стояла у окна, рассеянно кроша сыр, и боролась с зевотой. Сколько не спи, а холодным, мглистым утром, когда с трудом верится, что солнце вообще существует, бодрость не наступит, сколько не призывай ее ароматами кофе или энергичной пробежкой. Галина знала по себе, что до обеда так и будет клевать носом. Рот открылся, зевая в тридцатый раз.

К соседскому дому подъехала какая-то машина, за ней еще одна, и Галина, так и не закрыв рот, подалась к окну, чуть не треснувшись лбом о стекло. От увиденного можно было вообще вывихнуть челюсть. Двое крупных мужчин в милицейской форме, вывели соседа, одетого в майку и трико, заломив ему руки за спину. Мужчина что-то кричал, пытался обернуться назад, словно вид его родного дома заворожил и не отпускал его.

«Это должно было случиться, рано или поздно!» — чуть придя в себя, подумала Галина, вспомнив глаза соседа, злобные, глубокие, шарящие по лицу собеседника, как назойливые лучи фонаря в кромешной тьме. Ей постоянно казалось, что Олег совершает что-то непристойное, хотя ни шума, ни звука скандалов из их с падчерицей дома не раздавалось. Да еще слова Димки не выходили из головы. Вдруг он на самом деле видел какую-нибудь пакость?!

Тем временем, за окном неожиданно началось второе действие спектакля: из второй машины, оказавшейся скорой помощью, вышли два человека в белых халатах, вынули носилки и направились к дому. Галина снова разинула рот, потеряв остатки самообладания. Люди с носилками появились на пороге, неся чье-то