Повесть о карте - Аскольд Львович Шейкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Григорий Анисимович Федосеев, проработав почти тридцать лет в экспедициях на Дальнем Востоке, в Сибири, на Крайнем Севере, стал впоследствии известным писателем. Его романы и повести — «Мы идем по Восточному Саяну», «Смерть меня подождет», «В тисках Джугдыра», «Тропою испытаний», «Злой дух Ямбуя», «Последний костер» — широко известны в нашей стране и за рубежом. С талантом большого художника воспел он труд геодезистов, людей, смысл деятельности которых — создавать опорную сеть для будущей топографической карты.
В повести «Последний костер» он описал и эту ночь на вершине Станового хребта, где в героическом единоборстве столкнулись, в общем-то, самые обычные участники рядовой астрономо-геодезической экспедиции и ледяной ураганный ветер.
История картографирования нашей планеты полна удивительных подвигов. Во имя того, чтобы карта стала полнее, точнее отображала действительность, участники экспедиций порой не щадили собственной жизни.
Крупный исследователь Сибири Иван Дмитриевич Черский умер в 1892 году в те самые дни, когда возглавляемый им отряд спускался по течению реки Колымы, ведя ее съемку. Это был тогда совершенно неизученный край. «Я сделал распоряжение… — писал Иван Дмитриевич незадолго до смерти, — чтобы экспедиция не прерывалась даже в том случае, если наступят мои последние минуты». Образ Черского — один из самых светлых в истории русской географической науки.
Конечно, чаще всего геодезисты производят свои наблюдения при хорошей погоде. Обычная жизнь и работа.
Нередко можно увидеть представителей этой профессии на улицах города. Перепланировка кварталов, прокладка трамвайных путей, сооружение моста — все начинается одинаково: начинают отмерять расстояния и углы от уже известных нам пунктов опорной сети. И первое слово тут принадлежит именно геодезисту — рабочему, технику, инженеру.
ВЫСОТА
После того как геодезисты создадут в том районе, где снимается топографическая карта, опорную сеть, в какой-нибудь безоблачный летний день над этой местностью появляется самолет. Внешне он мало чем отличается от обычного самолета гражданской авиации, но внутри его вместо кресел для пассажиров установлен очень крупный фотоаппарат. Сквозь люк в фюзеляже он глядит своим объективом вниз и на пленку шириной почти в четверть метра фотографирует земную поверхность.
Аэрофотоаппарат.
В состав экипажа аэрофотосъемочного самолета кроме командира корабля, второго пилота, борт-радиста и штурмана входит представитель еще одной специальности — инженер или техник, который управляет работой съемочной аппаратуры.
Над участком, который надо заснять, этот самолет начинает ходить влево и вправо на одной и той же скорости и высоте, пролетая над местностью так, чтобы каждый следующий маршрут располагался параллельно предшествующему.
И так — снова и снова.
От экипажа съемочного самолета требуется особое мастерство. Воздух подвижен. На высоте почти всегда ветер. Он пытается снести самолет в сторону, отбросить вверх или вниз. А ведь надо пройти точно над краем только что отснятой полосы, нисколько не снижаясь и не поднимаясь, — от этого фотографии местности будут получаться разномасштабными, могут образоваться разрывы между маршрутами.
Аэрофотосъемка местности.
Если заканчивается шестидесятиметровый рулон фотопленки, специалист-аэросъемщик заменяет кассету. Он же следит за работой прибора, который в зависимости от высоты и скорости полета регулирует интервалы между экспозициями.
Очень важно полностью использовать для работы то время дня, когда над участком съемки нет даже самых незначительных облаков.
В 1948 году автору этой книги довелось участвовать в экспедиции на полуостров Таймыр. Там создавалась тогда топографическая карта масштаба 1 : 100 000.
Лето Крайнего Севера переменчиво. Туман, дождь, мгла, снегопад могут нагрянуть в любой день, и совершенно внезапно. Облака то появляются, то исчезают.
Прогноз хотя бы на несколько часов вперед — и то уже немалое достижение метеорологов, причем, конечно, сказать с абсолютной гарантией, нет ли хоть небольшого облачка над тем или иным участком горной тундры или болота где-то за сотни километров от аэродрома, вообще практически невозможно.
В том году самолеты аэросъемочных экспедиций по многу раз вылетали на каждый участок, чтобы наконец сделать снимок необходимого качества — без пятен облаков и пропусков между маршрутами.
Но в те же самые дни там, на Таймыре, работал и экипаж замечательного полярного летчика Михаила Николаевича Каминского. Несмотря на все капризы погоды, эти люди сумели отснять в пять раз большую площадь, чем полагалось по нормам.
Когда сделанные ими аэроснимки присылали в Игарку, на базу топографической экспедиции, их раскладывали на больших столах. Фотографии местности следовали одна за другой, как по ниточке. Это была работа высочайшего класса!
«…БЫТЬ ХУДОЖНИКОМ…»
А теперь давайте познакомимся с Олегом Григорьевичем Чистовским. Он коренной ленинградец, работает в одном из проектных институтов, ему пятьдесят лет. Он среднего роста, слегка коренаст, в его глазах светится огонек любопытства.
По профессии он топограф, и, значит, его главное рабочее место всегда под открытым небом, или, вернее, под огромным зонтом из светлой холстины. Вот и сейчас он стоит на окраине совхозного поселка, утопающего в зелени садов. Как и обычно во время работы, на нем сапоги, плащ, кепка. На боку — кожаная и уже глянцевая от времени туго набитая полевая сумка. Возле него, под зонтом, — трехногий складной столик, на крышке которого прикреплен фотоплан — аэроснимки, однако уже специальным образом перефотографированные, приведенные к масштабу создаваемой топографической карты.
На фотоплане кипрегель — подзорная труба, увеличивающая в тридцать–сорок раз. У этой трубы вместо подставки — линейка со скошенным краем. Кипрегель можно куда угодно передвинуть, но всякий раз скошенный край линейки будет смотреть в ту же сторону, что и труба.
Чистовский наклонился к окуляру кипрегеля. Метрах в ста от этого места, у бровки оврага, стоял парнишка лет шестнадцати — рабочий топографической партии. Он держал дальномерную рейку — доску, раскрашенную черными и белыми прямоугольниками. На нее-то и смотрел Чистовский в трубу.
Но вот он оторвался от окуляра, махнул рукой своему помощнику: «Иди дальше!» — и начал было карандашом рисовать на фотоплане цепочку зубчиков, условным знаком обозначая овраг, как вдруг его карандаш замер.
Откуда-то сзади доносились свистки. Это определенно были взволнованные голоса ласточек — очень громкие и в то же время растерянно-жалобные.
Чистовский любил ласточек — стремительных и полезных птиц. В поселках они строят гнезда под карнизами домов, в таком месте, куда кошке не подобраться. Люди никогда не обидят ласточку. Что же там у них происходит?
Он взглянул в сторону оврага. Реечник не прошел еще