Двенадцать зрителей - Инна Манахова

Внезапно странный холодок, как от сквозняка, пробежал у меня по спине, и я, сильно вздрогнув, очнулся и резко вскинул голову. Ни Толстого, ни девчонок, ни ботана со смартфоном в буфете уже не было. Более того, стены помещения как будто бы раздвинулись в стороны, а потолок улетел далеко ввысь. Вокруг не было слышно ни звука – только какой-то приглушенный треск, как в немом кино, а по углам клубились мрачные густые тени. Рядом со мной, привалившись к моему плечу, полулежала сбитая девочка, и ее молочно-белое продолговатое лицо было повернуто в мою сторону.

Внезапно ее угольно-черные ресницы явственно дрогнули, девочка медленно открыла страшные черные глаза, напоминающие два отверстия, вырезанные на чистом листе бумаги, и взглянула прямо на меня. Мое перекошенное страхом лицо, похожее на маску, на миг отразилось в ее огромных неподвижных зрачках, а потом она крепко зажмурилась и, раскрыв темный провал рта, беззвучно закричала.

Мое сердце пропустило несколько ударов сразу, я хрипло застонал и, рванувшись из последних сил, вынырнул из кошмарного сна, как из проруби, и ударился коленкой о край массивного стола, за которым мы сидели.

Толстый и девчонки удивленно посмотрели на меня, но не произнесли ни слова. Я испуганно огляделся и спросонья затряс головой, одновременно потирая ушибленное колено. Убедившись, что сбитая девочка так и не пришла в себя и продолжала лежать рядом с нами вялой куклой, я почувствовал некоторое облегчение, но меня все еще потряхивало. Больше всего на свете мне хотелось вскочить и убежать, и стоило неимоверных усилий взять себя в руки и не завыть от тоски и страха.

Неизвестно, сколько времени мы просидели молча, не глядя друг на друга. Неожиданно в тишине пустого зала громко, но неразборчиво прозвучало объявление. Ботан, сидевший за дальним столиком, поднялся, запихнул смартфон в карман куртки и хмуро поплелся к выходу, потирая красные глаза.

– Электричка подойдет через пятнадцать минут. Пойдем на платформу, – распорядился Толстый, грузно поднимаясь из-за стола и даже не потрудившись вытереть замасленные губы.

Наши подруги нервно подскочили, я тоже встал, чувствуя, что у меня невольно подгибаются колени, и стал поднимать сбитую девочку. Толстый подошел к ней с другой стороны, совсем уж грубо подхватил ее за тонкую кисть и потянул эту безвольную крошечную лапку вверх, по-свойски закидывая ее себе на плечо.

– Осторожнее, это же ребенок, а не мешок с опилками! – тихо возмутился я.

– Ничего, потерпит! – с какой-то небрежной хамской интонацией бросил Толстый.

И мы потащили девочку к выходу. На платформе, кроме нас и ботана, никого не оказалось. Мы, не сговариваясь, выстроились в рядок, отсчитывая секунды до прибытия поезда, а когда он наконец подъехал и медленно, со скрипом отворил двери, мы с Толстым в два прыжка оказались внутри и промчались с несчастной девчонкой, повисшей у нас на руках, через весь вагон в соседний, мимо абсолютно равнодушного ко всему ботана, который преспокойно уселся на скамью подальше от окна и тут же вытащил из кармана смартфон. Следом за нами семенили наши подруги.

Посадив девчонку через два вагона от ботана на скамью и привалив ее головой к подмерзшему оконному стеклу, мы по одному пробежали обратно, выскочили из электрички и разошлись в разные стороны. Электричка тронулась и умчалась вдаль, увозя с собой сбитую нами девочку и ботана. А мы так же по одному покинули здание вокзала.

Встретились мы у машины, на безопасном расстоянии от места нашего второго за эту ночь преступления. На душе у всех, даже у Толстого, было скверно. Голова разламывалась от выпитого и случившегося, меня сильно знобило. Моя девочка всю дорогу до города молчала, уставившись в окно, и я больше не решался заглянуть ей в лицо. Брат Толстого пробовал задавать какие-то вопросы, но его быстро заткнули.

В город мы вернулись уже под утро, когда метель наконец-то прекратилась, а ветер раздул облака и открыл нам полоску света на востоке. Я не отрываясь смотрел на эту полоску и думал, что теперь моя подруга больше меня не любит. Она любила меня еще несколько часов назад, а сейчас ей все равно. Когда в следующий раз мы с ней случайно встретимся где-нибудь, она сделает вид, что мы не знакомы. Она у меня гордая. И злая. Никогда она не простит меня за то, что я проигнорировал ее приказ!

«У Толстого таких проблем уж точно не будет», – подумал я, глядя, как он по-хозяйски кладет свою лапу на колено малолетней подруги (она снова уселась впереди, рядом с ним). Этим школьницам, похоже, достаточно всего один раз нареветься вдосталь, чтобы успокоиться и выкинуть из головы такую неприятную мелочь, как несчастный случай на дороге. И уже завтра ей будет наплевать, что сначала мы чуть не угробили ребенка – ее ровесницу или еще младше, – а потом, вместо того чтобы вызвать «Скорую», посадили ее на поезд, идущий далеко за город. Возможно, что девочка все-таки пострадала серьезнее, чем мы думаем, и тогда, если ее обнаружат не сразу, она умрет там, в вагоне электрички.

От этой мысли мне сделалось совсем тошно.

– Останови машину! – хрипло крикнул я Толстому, а затем повернулся к своей подруге и настойчиво потянул ее за рукав: – Пойдем отсюда! Ты со мной?

Но она, как я и ожидал, брезгливо отшатнулась, как будто я мог ее запачкать, и презрительно поджала губы. Она меня уже разлюбила и не считала нужным церемониться со мной или тратить впустую какие-то слова.

– Тогда прощай, – быстро сказал я и приоткрыл дверцу.

Но младший брат Толстого перегнулся через колени моей уже бывшей подруги и, протянув руку, придержал дверь.

– Ну, что вам еще? – нервно пробормотал я.

– Надеюсь, ты понимаешь, что болтать о сегодняшней ночи не нужно, – солидным тоном заправского крестного отца посоветовал Толстый.

– Да уж понимаю как-нибудь! – горько усмехнулся я, выбираясь из его машины.

Придя домой, я протопал в грязных ботинках на кухню и долго и жадно пил ледяную воду прямо из-под крана, а потом сунул под струю воды свою пылающую, как костер, голову, не заботясь о том, что намочу шарф и воротник куртки. Я долго стоял так, медленно приходя в себя. Затем прошел в спальню, завалился в одежде на кровать и закрыл лицо руками. Мне казалось, будто я медленно лечу в бесконечно глубокую темную пропасть головой вниз.

Я, как обычно, ехал в ночной электричке, не поднимая глаз от экрана смартфона, когда ко мне подошла эта странная девочка. Достаточно было взглянуть на нее один раз, чтобы понять, что она наркоманка или бродяжка, – лицо серое, на ногах стоит нетвердо, покачиваясь, волосы влажные и какие-то сальные, на виске – синяк, верхней одежды нет.

Вглядываясь в меня бледными прищуренными глазами, она спросила:

– Где мы?

Я напрягся и нервно огляделся в поисках контролера, но в вагоне, кроме нас двоих, не было ни души.