Тайный дневник Марии-Антуанетты - Кароли Эриксон

Я обнаружила неподалеку небольшую тихую комнатку, в которой и решила временно обосноваться, а после того как ливрейный лакей разжег в камине огонь, здесь стало очень уютно. Софи я взяла с собой. Она сидит на табурете перед очагом, сматывая красную пряжу в клубок.

Мне пришлось уединиться, чтобы отдохнуть в тишине и покое. Дело в том, что в моих апартаментах бесчинствует мадам де Нуайе. Она в гневе кричит на слуг, отдавая распоряжения и мешая им выполнять их. Ее вещи укладывают в сундуки. Она изгоняется из дворца.

Я устроила ее отъезд следующим образом. Несколько месяцев назад мне стало известно, что в хорошую погоду король с мадам Дю Барри ежедневно отправляются на прогулку в сад.

Нынче утром туда же вышла и я, сопровождаемая своей невесткой Жозефиной и несколькими фрейлинами. Когда мы приблизились к фонтану со статуей Нептуна, на противоположной его стороне я заметила короля в обществе мадам Дю Барри. Поскольку он уже с трудом передвигается самостоятельно, его везли в кресле-каталке, и сейчас он спал, безвольно уронив голову на грудь.

Стоя у края фонтана и восторгаясь игрой света в струях воды, я заговорила с Жозефиной, причем достаточно громким голосом, чтобы меня услышала мадам Дю Барри. Я сказала невестке о том, что следующим вечером дам бал, на который хотела бы пригласить короля и его «верную подругу».

Сначала я убедилась, что любовница короля меня слышит. А потом принялась жаловаться, что уже давно хотела пригласить к себе «верную подругу», но мадам де Нуайе запретила мне даже думать об этом.

– Если бы ее не было рядом, дабы ограничивать мою свободу, я бы сама выбирала себе друзей, – продолжала я. – Здесь, при дворе, есть люди, которых я желала бы узнать получше. Может статься, в прошлом я составила о них неверное мнение.

Я вполне представляла, о чем думает сейчас предмет моих разглагольствований, и то, как она должна быть удивлена и обрадована тем, что я пожелала узнать ее поближе. Мадам Дю Барри страстно мечтала быть принятой в кругу дворцовой элиты. Сколько бы драгоценностей и безделушек ни дарил ей король, одна вещь по-прежнему оставалась для нее недосягаемой: стать своей в обществе высшей знати. И теперь, когда я предлагала ввести ее в круг избранных, она должна была задуматься над этим.

Я громко вздохнула:

– Ах, если бы кто-нибудь помог мне избавиться от мадам де Нуайе!

Мы прошли мимо фонтана и продолжили прогулку, выйдя на дорожку, которая постепенно уводила нас все дальше от мадам Дю Барри и спящего короля.

Мне было интересно, сколько времени понадобится любовнице короля, чтобы, начать действовать. Долго ждать не пришлось. Уже к полудню мадам де Нуайе получила от министра двора письменное уведомление, что она освобождена от обязанностей моей наставницы.

Я услышала гневный вопль, за которым последовали крики ярости и проклятия. Мне пришлось сделать вид, что я ничего не знаю о происходящем. Но по взгляду, который метнула на меня мадам де Нуайе, когда мы столкнулись в коридоре, я поняла, что она подозревает меня в том, что я приложила руку к освобождению ее от выполнения столь почетных обязанностей.

– Довольно, мадам, – ледяным тоном заявила я, когда она имела наглость явиться ко мне с упреками, что я повинна в се отъезде. – Благодарю вас за оказанные услуги.

Я вышла из комнаты и отправилась на поиски Луи, который как раз собирался присоединиться к каменщикам.

У огня мне покойно и легко. И я не хочу уходить отсюда. Луи часто работает допоздна, ведь он такой сильный и неутомимый. Может быть, полночь застанет меня здесь. Я буду делать записи, в дневнике и удовлетворенно улыбаться при мысли о том, что мадам Нуайе навсегда исчезла из моей жизни.

1 февраля 1771 года.

Два дня назад Станни и Жозефина обвенчались. На этой торжественной церемонии в королевской часовне присутствовал весь двор. Уродством они вполне достойны друг друга.

1 марта 1771 года.

Когда Луи пришел сегодня днем, я сразу же заметила, что у него кровоточит губа, один глаз подбит и начал заплывать. Нетвердо ступая, он протиснулся мимо меня в гостиную и тяжело опустился на обитый парчой стул.

– Это снова Станни, не так ли? – воскликнула я, жестом подзывая Софи, и приказывая ей принести марлю и мазь, чтобы обработать синяки и ушибы Луи.

– Он заключил со мной пари на десять флоринов, что я не смогу выпить целую бутылку портвейна за пять минут. И я почти выиграл. Но меня вырвало. Я не смог сдержаться. А потом я ударил его.

Луи молча терпел, пока Софи смывала кровь с его лица и наносила целебный бальзам на разбитые губы и припухший глаз. Я стояла рядом и радовалось тому, что здесь больше нет мадам де Нуайе, которая наверняка, стала бы настаивать на том, что я должна присесть, раз дофин сидит. Какое счастье, что я, наконец, избавилась от нее!

– Вам следует научиться не обращать внимания, когда он подбивает вас на всякие глупости или оскорбляет. Вы же знаете, он поступает так только затем, чтобы досадить вам. Это доставляет ему удовольствие. Он очень злой человек.

Луи опустил голову.

– Я знаю.

Я негромко приказала Софи:

– Немедленно пошли за Шамбертеном.

– Знаете, что он сказал? – обратился ко мне Луи, и я заметила, что в глазах у него промелькнул страх. – Он говорит, что его жена беременна.

– Так быстро?

Луи кивнул.

– Об этом будет объявлено на следующем заседании Королевского совета.

Помимо воли я вспомнила предложение графа Мерси пустить в свою постель другого мужчину. Так можно было бы спасти династию и преемственность, да и Луи вздохнул бы свободнее. Эрик. Эрик… Ах, если бы это было возможно!

Явился Шамбертен, вежливый и заботливый, как всегда. С извиняющимся видом кивнув мне, он увлек Луи в свои апартаменты. «После меня, – подумала я, – более всего о бедном Луи заботится именно Шамбертен. Он и камердинер, и конюший, и ливрейный лакей в одном лице. Он делает то, что должен, и по мере своих сил и возможностей оберегает господина от неприятностей».

28 марта 1771 года.

Я видела Эрика и разговаривала с ним – он по-прежнему меня любит! Сейчас у меня не хватает терпения сидеть и описывать на бумаге свои чувства. Я напевала от радости, кружилась по комнате, обхватив себя руками, а потом побежала на конюшню, вскочила на Храбреца, нового коня, которого подарил мне король, и мчалась, пока не свалилась с ног от усталости. Мне хочется крикнуть во все горло: «Эрик меня любит!» Я хочу поведать об этом всему миру, но могу лишь написать эти слова здесь, в своем дневнике. Эрик меня любит! Эрик меня любит! Эрик меня любит!

5 апреля 1771 года.

Прошла неделя с того момента, как у нас с Эриком состоялся долгий разговор в маленьком павильоне, приютившемся под сенью грабов в королевском саду.