Невеста войны. Против «псов-рыцарей» - Наталья Павлищева

– Какой же это ярл?

– А он не ярл, будет таковым позже. И лет ему действительно немного, если ты об этом. Биргер Магнуссон ровесник короля Эрика, им чуть больше двадцати.

– А как же…

– Поход? Но ведь и князь Александр тоже не стар.

Я даже глаза прикрыла, вот это да! Я ожидала увидеть рослого, огромного конунга, от громового голоса которого трясутся доски причала и ходуном ходят на причальных канатах суда, пожилого, умудренного опытом, ведь где-то даже читала про седеющие волосы конунга… А тут молодой живчик с пронзительным взглядом круглых глаз и ямкой на подбородке.

Хотя… осторожно покосившись, я поняла, что этот может. Вот этот может прийти не только к Невским порогам, ему и Южный полюс по плечу. Они с князем Александром полная противоположность, но, пожалуй, равны друг дружке. Вот это будет дуэль!

Тут я обратила внимание на другое: этот самый Биргер и наша Лушка стояли, откровенно таращась друг на дружку! Дернув сестрицу за рукав, попыталась утащить ее подальше или хотя бы отвлечь от шведа, но не тут-то было, даже покорно шедшая уже не за мной, а за Анеей Луша все равно крутила головой в сторону Биргера, а тот так и не сводил с нее взгляда. И это был взгляд не что-то заподозрившего военачальника, а взор мужчины, увидевшего заинтересовавшую его женщину. Вот только такой сердечной привязанности нам и не хватало!

– Луша, очнись, это и есть Биргер. – Я постаралась, чтобы меня услышала только сестра.

Она услышала, только, по-моему, Лушке было все равно. Мы с Анеей и Вятичем переглянулись между собой. Любовь с первого взгляда, причем взаимная. Ну и влипли! Мы прибыли, чтобы испортить жизнь именно этому человеку, а моя сестрица, как дура, в него влюбилась. И это Лушка, называвшая свою рязанскую тетку Олену глупой из-за любви к простому кузнецу.

Нормально. И что теперь делать? Вятич тихонько проворчал сквозь зубы:

– Баба на корабле…

Теперь не хуже Биргеровой приподнялась моя бровь.

– Что?!

– Пошли, говорю, нас вон зовут.

Нас действительно звали.

– Луша, это Биргер. – Может, она не поняла с первого раза?

Сестрица кивнула, причем молча! Это было настолько неожиданно, что я внимательно вгляделась в ее лицо. Попыталась свести все к шутке:

– А кто грозил утопить его в бочке или отдать на съедение комарам?

Лушка снова кивнула, и снова молча. Неужели так серьезно зацепило? Хуже не придумать. Покосившись на тетку, я вдруг поняла, что в данном случае Анея на стороне дочери! Ну да, если вспомнить, от кого Лушка рождена… тетка знает толк в запретной любви.

Вечером я попыталась поговорить об этом с Вятичем. Тот только вздохнул:

– Вот больше всего жалею, что вообще заезжал в Новгород.

Анея, видно, поняла наши сомнения и объявила, твердо глядя в глаза Вятичу:

– Любовь делу не помеха. Все будет, как задумали.

Я хотела сказать, что мы ничего не задумывали, кроме как отравить жизнь Биргеру, но промолчала. Чего уж теперь…

Было ясно, что ловить Биргера и тащить его в лес на съедение комарам или болотным гадюкам мы не будем, Лушка такого не переживет, потому мы с Вятичем занялись своей частью работы. Вернее, занимался Вятич, а я просто болталась рядом. Сидеть дома, наблюдая страдальческую физиономию Лушки и не имея никакой возможности помочь, не хотелось.

Вятич продолжил то, что делал на Висбю – он просто подпаивал нужных людей и задушевно с ними беседовал. Впервые я увидела такую картину еще на острове. Если бы не знала, что Вятич вообще не пьянеет, даже когда действительно приходится пить, ни за что не поверила бы, что он трезвый! Вот артист…

Помню, на Висбю мне вдруг передали, чтобы забрала своего мужа из таверны «Гнилая кожа». Внутри взыграло, терпеть не могу пьяных, меня воротит от одного вида глупых рож и лезущих изнутри апломба и наглости. Вот почему нормальные в трезвом состоянии люди, напившись, в большинстве своем превращаются в идиотов? Действительно, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

Очень не хотелось разочаровываться и в Вятиче, потому шла, как на Голгофу, буквально тащила себя в эту самую «Гнилую кожу». Так и есть, Вятич почти в обнимку с каким-то краснорожим типом, у которого глаза давно собраны в кучку. Орали так, что и прислушиваться не нужно, чтобы понять, о чем речь. А речь, между прочим, шла о силе Новгорода, о том, что вся река буквально утыкана секретными подводными гадостями, обычно уложенными на дно, но в случае необходимости поднимающимися и запирающими фарватер.

Мне бы и заикнуться о таком вслух не позволил, а сам орет. Я подошла, постучала Вятича по плечу:

– Эй, тебе не хватит на сегодня?

Сначала он просто отмахнулся, я готова была уже уйти и не связываться, но сотник вроде разглядел меня:

– О, жена явилась! Садись, щас допью, и пойдем. Выпей с нами…

– Вот еще!

Он почти грубо потянул меня на лавку рядом:

– Сядь.

Вроде собираясь поцеловать, Вятич приблизил свое лицо к моему, закрывая от остальных и… я не поверила себе – у него были совершенно трезвые глаза!

– Тихо, Настя, так надо. – И снова пьяный хохот: – Вот женка, никуда от нее не скроешься!

С тех пор я знала, что пьяный Вятич – это просто аттракцион, чтобы задурить головы остальным. Впечатление было абсолютным, он ничем не выделялся среди остальных, разве что в драки не вмешивался, как-то умудряясь их избегать.

Вот и теперь за несколько дней Вятич умудрился перезнакомиться с самыми разными «нужными» людьми и осторожно внушить, что первому, кто придет на Гардарику и сумеет пройти те самые пороги, достанутся, можно сказать, несметные богатства. Кажется, среди воинов пошло гулять убеждение, что самое страшное у Гардарики это пороги. Это нечто вроде их Локки, водопада в море, низвергавшегося в бездну неизвестно куда. На вопрос, почему же туда спокойно ходят торговые суда и даже по нескольку раз за сезон, следовал ответ:

– А… а… это хитрость! Ш-ш-ш… только тебе по секрету: место заколдовано, торговые корабли пропускает, а боевые застревают на порогах. Вот! Только никому, молчи как рыба!

Взгляд в кучку, речь почти бессвязная, внушается прямо в лицо собеседнику, но громовым голосом. Ясно, мужик напился и выбалтывает государственную тайну врагам, причем в принудительном порядке. Все твердо обещали молчать как рыбы, может, и молчали, но откровения новгородца слышало столько тех, кто был еще в состоянии что-то понимать, что никакой разведки не надо.

Но не всегда Вятич просиживал в кабаках, часто мы ходили по торгу и вообще по городу, интересно посмотреть, как живут люди в древней Швеции. Жили, в общем-то, так же, как и в Новгороде, продавали и покупали, смеялись и плакали, ссорились или братались, выпивали, трудились, радовались… люди везде и всегда люди, это в них неискоренимо.