Остров на всю жизнь. Воспоминания детства. Олерон во время нацистской оккупации - Ольга Андреева-Карлайл

Каждый раз, когда в этих дискуссиях участвовала мадам Федотова, она цитировала Апокалипсис, внося еще большую сумятицу. Запутанные философские дискуссии вечно заканчивались жаркими спорами.

Иногда днем нас навещали Жюльен с Морисом, единственным из семейства Десмон, кому удалось этим летом добраться до Олерона. Как-то Жюльен зашел к нам, еще не зная о приезде моего отца в Сен-Дени, и был им совершенно очарован. Вначале казалось, что он робеет, но лед между ними растаял в огне пылкой дискуссии о сравнительных достоинствах русской и французской классики – Пушкин против Расина[34].

Жюльен с Морисом делали вид, что поражение Франции их совсем не волнует. Они постоянно подшучивали над наиболее колоритными посетителями дома Ардебер. После мрачных пророчеств Федотова я наслаждалась их шутками, и меня совсем не обижало, что Жюльен называл нашу семью la tribu (дикое племя). Должно быть, на фоне этого сельского пейзажа мы выглядели несколько нелепо – молодые дамы, одетые по парижской моде, мадам Федотова в просторных черных одеждах и с пенсне на носу, и мой отец – глава семьи с красным платком на шее, похожий на грузинского князя.

Семья Калита вошла в нашу жизнь благодаря Жюльену. Как-то в жаркий день мы – Клара, Жюльен, Морис и “молодежь” – так она называла нас, старших детей, – пошли на море. Мы расположились на Большом пляже – самом открытом из пляжей Сен-Дени. Через некоторое время из сосновой рощи вышли несколько человек. Они неловко пробирались к морю по тяжелому рыхлому песку. Потом устроились неподалеку от нас, открыв зонтики и разложив полотенца. Мы с Андреем были заинтригованы – разговаривали они громко, и ветер доносил до нас обрывки разговора на смеси русского и французского.

Заметив Жюльена, один из отдыхавших – седой француз в старомодном полосатом купальном костюме подошел с ним поздороваться. Жюльен, в свою очередь, представил его Кларе – это был месье Мартен, друг его отца. Нас пригласили присоединиться к Мартену и его друзьям под зонтиками. Клара вместе с месье Мартеном пошли вперед, за ними – Жюльен, Морис и мы трое.

Мартены, проводившие зиму в Париже, были владельцами старой фермы на пути в Шере. Они только что приехали на остров, пережив немало жутких приключений по дороге. Жизнерадостный месье Мартен все время улыбался. Грузная мадам Мартен куталась в гигантский махровый халат. К детям она была очень добра, рассказывала про свою дочку, которая была на два года старше меня. Вместе с Мартенами на пляж пришли их квартиранты, четверо русских эмигрантов, которые сняли на лето их дом недалеко от Шере. Помимо двух сестер, Надечки и Лизочки, – дам средних лет в разноцветных пляжных пижамах (Жюльен с Морисом, понизив голос, отпустили несколько издевательских комментариев по поводу их облегающих костюмов) – была еще пара русских эмигрантов по фамилии Калита. Клара их сразу же заворожила, мы все это заметили. Жюльен потом утверждал, что они оба влюбились в нее с первого взгляда.

Супругам Калита было за сорок. Они были хорошо одеты и выглядели преуспевающими. Андрей Калита был коренаст, очень громко смеялся и вел себя чересчур весело. Бегая в воду и обратно, он по дороге непременно демонстрировал свои атлетические умения. Его жена выглядела старше него и имела весьма почтенный вид. Мы с Андреем сразу решили, что ей наверняка нравится цепляться к детям. Она объяснила Кларе, что хотя она русская, но по происхождению – немка из прибалтийской дворянской семьи. На коленях Вера Калита держала стриженую белую собачку-терьера по кличке Бебка. Каждый раз, когда кому-то случалось зайти в воду, Бебка оглушительно лаяла. Как и мадам Калита, она не купалась.

За первой встречей последовало еще много дней, проведенных с семьей Калита на пляже вместе с Кларой и Полем. Мы с Андреем тоже к ним присоединялись. Андрей ходил всюду со своим новым другом, а я следовала за ними, хотя мальчики и не всегда были мне рады. Я была совершенно влюблена в Клару, и мне очень хотелось быть рядом с ней. Во время этих посиделок на пляже Андрей Калита в шутку ухаживал за ней.

Что же до мадам Калита, то ей нравилась не только Клара, но и Поль. Она разговаривала с ним как со взрослым, и все время хвалила его прекрасные манеры. В результате мы с Андреем вновь очень сблизились: стать объектом внимания мадам Калита нам совсем не хотелось. К нашей глубочайшей радости, она нас не замечала, только один раз посетовала вполголоса, насколько мы выглядим недокормленными. Отведя Клару в сторонку, она спросила, достаточно ли хорошо наши мамы с нами обращаются. Однажды она попросила кого-то из нас прогуляться с собакой по берегу, но этим ее интерес к нам и ограничивался.

Однажды Клара пригласила чету Калита к нам на чай. Их не впечатлили ни наши семейные обычаи, ни другие наши русские гости, хотя для бабушки мадам Калита сделала исключение, отнесясь к ней с большим почтением. Клара стала часто бывать у них в гостях.

В середине лета они переехали с фермы Мартенов на комфортабельную виллу в центре деревни, около булочной. Там, по рассказам Клары, у семьи Калита был прекрасный сад, скрытый от глаз прохожих высокой стеной и толстыми деревянными воротами. Несколько раз в неделю они приглашали Клару с Полем на кофе с пирожными в компании с представителями местной буржуазии – их познакомил весьма общительный месье Мартен. Однажды Клару даже представили гранд-даме общества Сен-Дени мадам Буррад, матери Жижи и Роберты.

Клара считала Андрея Калиту несколько вульгарным, но к мадам Калита относилась хорошо. И супруги Калита были так добры к Полю! Они дарили ему потрясающие подарки, например, игрушечный электрический поезд, один бог знает как попавший на Олерон. С самого приезда в Сен-Дени Клара хотела расширить свой круг общения, и супруги Калита были ей в этом полезны. “Мы же не можем жить здесь, как изгои, – часто твердила она бабушке до знакомства с Мартенами и Калита. – С этим надо что-то сделать”.

Бабушка тоже считала, что хорошо бы иметь в Сен-Дени побольше друзей, однако местная буржуазия ее не особенно привлекала. Вместо этого она завязала дружеские отношения с мадам Брод, усатой пожилой дамой, жившей на другой стороне Портовой улицы и рассказывавшей ей истории о старых временах на Олероне: как раньше собирали урожай, давили виноград ногами, плясали и пили всю ночь напролет. Меня же, как и Клару, привлекал бомонд Сен-Дени. Крестьяне меня пугали, они носили темную одежду и никогда не улыбались детям.

Больше всего на свете я хотела познакомиться с барышнями Буррад, которые катались на велосипедах по Портовой улице в сверкающих белизной теннисных костюмах. Жюльену они не нравились, но даже это не делало их менее привлекательными в моих глазах. Однако мне приходилось довольствоваться общением с Рене, дочкой Мартенов, которая взяла меня под крыло. Она приглашала меня к себе на ферму, где мы играли в огороженном стеной саду, собирали летние фиги или прыгали через скакалку. Рене было тринадцать лет, она была пухленькая и дружелюбная. Мне она казалась несколько простоватой, но я была рада вырваться за пределы дома Ардебер. В круговороте людей, заполнивших нашу жизнь, было что-то опьяняющее. Но, как и бабушке, мне это нравилось.