Лечь на амбразуру - Фридрих Незнанский

— И убедилась? — с двусмысленной ухмылкой спросил он, поднимая с ковра на полу свой китель.

— Ну… как сказать? Скорее убедилась, что тебя обидеть трудно. И потому, возможно, мы еще вернемся к обсуждению данного вопроса. Не возражаешь?

Вместо ответа он снова прижал ее к себе и стал истово целовать щеки, подбородок, шею. Она гибкими и страстными движениями тела показала, что готова снова отдаться ему… готова, но не сейчас, и мягко отстранилась.

— Спокойно… мы же и в самом деле не одни в этом доме. Я думаю, нам пора спуститься в столовую. Не волнуйся, мы еще успеем.

Теперь и она подняла с пола свою сумочку, которую уронила, едва войдя в комнату. Достала из нее платочек и тюбик с помадой. Перед зеркалом поправила макияж и вызывающей походкой манекенщицы пошла к двери.

Каблучки процокали по лестнице. С лица Лидии не сходило выражение легкой иронии и некоторого отчуждения. Официанту, убиравшему стол, кинувшему на даму мимолетный взгляд, вероятно, и в голову бы не пришло, что именно она только что отчаянно извивалась, проглатывая собственный стон, под стремительным напором этого статного милицейского полковника. Ничего подобного! Такая дама ничего такого позволить себе просто не может, это — ниже ее достоинства…

Полковник же проследил за метаморфозой женщины, вовсе и не собираясь выдавать своего истинного отношения к провинциальным «королевам» вообще и к этой в частности — хотя, если быть справедливым, определенная перчинка в ней, конечно, была. Он решил, что на первый случай, кажется, действительно достаточно, а то у нее вдруг какие-нибудь мысли появятся. А ему это нужно? Эвон какая к ней очередь уже выстроилась! Но все-таки приятно иной раз ловко натянуть нос шефу…

Лидия же, искоса наблюдая за самодовольным полковником, думала, что все они — кобели — одинаковые. Поди, победу торжествует! Нет, милок, за победой ты еще хорошо погоняешься!

Несмотря на более чем доверительные отношения Лидии с Гусаковским, а по старой памяти — и с Толубеевым, она, в силу обостренной своей женской интуиции, не могла не видеть, что оба они не до конца с нею искренни. Ну да, их связывает прошлое, а она для них вроде приятного подарка. Приезжает в Белоярск Иван — и вот уже она с ним, в гостинице ли, в этом ли домике, в собственной квартире. И Андрей вовсе не ревнует ее к старому товарищу. Как и тот — к Гусаковскому, которому сам и порекомендовал ее в свое время как умную и красивую девушку, обладающую несметными талантами.

Но не роль своеобразной эстафетной палочки иной раз тяготила Лидию. Она была посвящена во многие секретные детали и тонкости губернаторских и милицейских игр. Но когда дело касалось главного, с ее точки зрения, то есть огромных — даже по российским масштабам — денег, тут ее вежливо отодвигали в сторону. Или когда речь шла о большой политике — не местного, разумеется, масштаба, с этой-то политикой она и сама прекрасно справлялась.

Они и сейчас удалились в рабочий кабинет конечно же не для обсуждения ее — Лидии — прелестей, да и прилетел срочно Иван в Белоярск, может, и не по своей воле. Поди, министр прислал — не каждый ведь день убивают претендентов на губернаторское кресло! Опять же, как стало известно, арестовали в Москве и второго претендента. Правда, по совершенно смехотворной причине — за хранение наркотиков! Ну это и в самом деле только туполобые москвичи могли такое придумать.

Лидия, едва услышала это от Андрея Ильича, искренне изумилась бездарности действий милиции. Оно, конечно, понятно. Кто Минаев для Москвы? Да никто, директор чего-то там, из глухой Сибири. И в этом случае любая лапша проходит. А для Белоярска? Да это примерно то же самое, что задержать самого губернатора, который, по чьему-то идиотскому убеждению, мог накуриться анаши. Бред! И она постаралась вбить-таки эту мысль в башку губернатора, который поначалу даже обрадовался происшедшему, а потом и сам задумался над главным тезисом Лидии, верной своей помощницы: «Да кто ж вам из наших сибиряков поверит-то?»

И в самом деле, по ее убеждению, получалось так, что Минаева не только не унизили, убрали с дороги, а, наоборот, орденом наградили! Вот они теперь наверняка и обсуждают эту тему с глазу на глаз.

А ее не позвали. Ага, сами хотят быть умными! Полковника, кстати, не взяли тоже. А может, зная ее характер и особые способности, нарочно подкинули ей его? Мол, сперва с глаз долой, а после и из сердца вон? Нет, не могли, она слишком много знает…

Последнее успокоило, а то она разволновалась вдруг. И еще полковник этот… Сережа… за преданным взглядом которого нет-нет да и мелькает сытенькая такая ухмылочка…

«Ох, девка, усложняешь ты чего-то…» — подумала Лидия и пошла к телефону — звонить, чтобы выяснить, что в данный исторический момент происходит на комбинате «Сибцветмет», какова реакция на утренний диалог с губернатором и чего снова требуют комбинатские смутьяны. Сейчас главное — владеть ситуацией. А для этого нужна самая точная информация, которую, в свою очередь, мог предоставить только один человек. Это был самый близкий товарищ и единомышленник Алексея Минаева, коммерческий директор «Сибцветмета» Игорь Платонович Журавлев. Тот самый, чей родной дядька вершил великие дела в Государственной думе, в столице. И скажи сейчас кто об этом тому же Алексею Евдокимовичу, загорающему на нарах в московских Бутырках, тот бы не только не поверил ни единому слову, но обозвал бы доносчика злобным клеветником! И был бы, в свою очередь, очень неправ, поскольку операция с полумиллионом долларов, отданных предприятием в долг кандидату в депутаты Госдумы Владимиру Яковлевичу Журавлеву — тот самый долг, который дядя Игоря так и не вернул и, судя по всему, возвращать даже и не собирался, — так вот эта операция родилась в головах Лидии и Игоря, родилась в тот день, когда они обсуждали в уютной квартире доверенной помощницы губернатора перспективы перемены власти на «Сибцветмете». И места Алексею Минаеву в этом раскладе не было. Зато сама идея была тогда активно поддержана Гусаковским. Он-то давно положил глаз на этот золотой слиток, на «Сибцветмет».

Обостренное чутье и владение ситуацией не обманули Лидию Михайловну. Разговор между генералом и губернатором шел именно об этом. О Минаеве, разумеется.

Накачанный Лидией Андрей Ильич не считал нужным скрывать за дипломатическими оборотами своего истинного отношения к мероприятию с директором комбината.

— Вы там у себя, в столице, нюх, что ли, совсем потеряли? — горячился Гусаковский. — Иван, ну ты сам пойми… — И он слово в слово цитировал выражения Лидии.

Будучи опытным оперативником, профессионалом, каковым и считал себя всегда Иван Иванович, он, разумеется, понимал, что люди, которым он поручил операцию, поступили не по уму. Может, дело бы и выгорело, кабы личность оказалась другая, — ну, хоть тот же приятель Минаева, журналист Елисеев. С такими все проще. Но и сдавать свои позиции генерал тоже с ходу не собирался. И пока губернатор, все больше распаляясь, убеждал его, что сделали крупную тактическую ошибку, Толубеев, наоборот, успокаиваясь, продолжал настаивать, что ничего страшного не произошло.

— Ты не горячись, — хмурился тем не менее генерал, — ну бывает и у нас… ничего не поделаешь! Идеальных исполнителей становится все меньше. Чуть где сунется с собственной инициативой, глядишь, и прокол. Но все это не страшно. У тебя какая цель была? Какую задачу ты ставил, вспомни? Тебе необходимо было выиграть время? Вот оно у тебя и есть. А директора твоего, раз уж вы тут не могли обойтись без лишнего шума, мы подержим да и выпустим в конце концов. Еще и извинимся, кое у кого это хорошо получается. Ты гляди, Андрей, тут в другом главное! Человек сидел? Так точно. По ошибке, говоришь? А кто ж тебе поверит? Ах извинились? Но это же еще проверять, братец, надо! А кто этим будет заниматься? Никто…