Горячие моторы. Воспоминания ефрейтора-мотоциклиста. 1940-1941 - Гельмут Гюнтер

– Ну а теперь, когда все насытились, давайте потанцуем!

За несколько часов зал гостиницы преобразился – через него протянулись разноцветные гирлянды. Уже настраивал инструменты местный оркестр. Веселье началось. Так как я танцевать не умел, да и если бы умел – с не успевшей зажить ногой не очень-то напляшешься, я остался сидеть за столом с крестьянами. И скоро пожалел об этом – мой стакан не пустел ни на минуту. У моих товарищей, лихо отплясывавших с местными красавицами, было куда меньше времени, чтобы нализаться. Они предпочитали пьянеть от других вещей. Оркестр ненадолго умолк, и градоначальник Тимишоары произнес проникновенную речь. Мы до боли в ладонях аплодировали. Потом из пограничного пункта последовал телефонный звонок, и вежливый штабной голос проинформировал нас о том, что, дескать, батальон с утра выступает. Самое удивительное, что утро уже почти наступило. Пришло время прощаться, и мы потянулись к грузовикам. Кое-кто из наших товарищей опоздал, но ничего страшного – мы их дождались и не упрекали. Мы были от всей души благодарны жителям Тимишоары за теплый прием.

Сидя в грузовике, я представлял себе, как здорово было бы продолжать марш в роли помощника водителя. В моем нынешнем состоянии я вряд ли мог усесться за руль мотоцикла. И как я перепугался, когда Бахмайер сообщил, что, мол, Бела из-за прививок не может управлять мотоциклом. Вот же хитрюга! Все же сумел отвертеться. А ведь в Тимишоаре его было не унять. И за столом его почти не было видно – отплясывал себе, и никакие прививки не мешали! А теперь вдруг помешали! Но Бахмайера с нами в Тимишоаре не было, поэтому он был просто не в курсе. Ну ничего, Бела, в один прекрасный день я еще на твоей шкуре высплюсь. А сейчас лежи в санитарной машине. Не марш, а поездка в спальном вагоне! Я-то не сомневался, что все дело не в прививке, а в ночной пьянке. Я со своей изувеченной ногой должен был за него гонять на мотоцикле. Ну ничего, ничего. Я еще отыграюсь.

У Ганса на дороге между Будапештом и Дьёром лопнула камера. Я остался помочь ему. Потребовалось время, чтобы привести машину в порядок, так что нам после пришлось из кожи лезть вон, чтобы нагнать свой батальон. Неслись как сумасшедшие вдоль колонны дивизии. Зарядил дождь, мелкий, нудный. Мы-то хорошо понимали, какую опасность он для нас представляет. Уж лучше бы лило как из ведра, тогда, по крайней мере, были бы все основания остановиться. Внезапно движение колонны застопорилось. Проехала военная полиция, за ней «скорая помощь». Мы по-прежнему стояли. Что случилось?

– Вы там… помедленнее езжайте… Один из ваших товарищей погиб. Попал под грузовик, а шофер грузовика не успел затормозить – дорога мокрая, – взволнованно сообщил нам какой-то солдат.

В ходе расследования выяснилось, что один мотоциклист-посыльный из саперного батальона при обгоне по неопытности задел грузовик (повторяю: мы ехали через Венгрию, а там движение – левостороннее). И потерял управление мотоциклом. Сейчас для него уже было поздно делать выводы о том, к чему приводит беспечная езда, но вот для нас… Сколько раз мы сами лихо подрезали обгоняемые грузовики! Впечатляло! И сходило с рук! Но событие впечатлило меня настолько, что я зарекся вытворять подобные вещи на дороге.

Нагнали мы свой батальон только где-то у венгерско-германской (до 1938 и после 1945 г. австрийской) границы. Мы, еле волоча ноги, ввалились в небольшую школу, служившую местом расквартирования. Все уже уснули, когда унтерштурмфюрер Хильгер разбудил меня. Подняли и Циппа. Нам предстояло сопровождать адъютанта батальона в качестве передовой группы. Еще не рассвело, когда мы пронеслись по Вене. Около полудня мы остановились в Кирхдорфе, на главной улице этого городка. Пока Хильгер ходил к бургомистру, мы наслаждались чудесными видами. С запада к городу подступали величественные горы. Вдоль улицы выстроились аккуратные большие здания.

– Ципп, как ты думаешь, нас расквартируют здесь?

– Может, и расквартируют. Здорово было бы, если так.

Нас расквартировали в городке Кирхдорфан-дер-Кремс. И батальон оставался в этих чудесных местах до самого 11 июня.

Ближе к вечеру прибыли и наши товарищи. Роты стали на постой в близлежащих селениях – Петтенбахе, Клаусе, Вальднойкирхене и других. Штаб батальона разместился в Кирхдорфе. Плохо было только то, что едва мы разместились, как началась обычная армейская жизнь – построения, занятия, осмотр техники. Замена прибывала из Элльвангена. Нескольких человек решено было отправить в отпуск, и из отделения мотоциклистов выбрали меня. Уже во время сборов ко мне вдруг подошел Швенк:

– Гельмут, прошу тебя, давай поменяемся. Вот, прости, пожалуйста.

И сунул мне в руки письмо.

Письмо это было от тетки Швенка. В нем говорилось о том, что мать Швенка тяжело заболела и лежит в больнице. Отца у Швенка не было – погиб еще в Первую мировую войну. Я без долгих раздумий ответил:

– Что за вопрос? Мы сейчас же идем к шпису. Как-нибудь уладим.

Шпис был не против, все уладилось.

– Гельмут, я никогда тебе этого не забуду!

– Ладно, перестань ты об этом. Нальешь мне, и все дела. И желаю тебе, чтобы твоя мать выздоровела. И передай ей привет от меня.

Позже, уже в России, я еще вспомню об этом эпизоде. Но это будет позже.

После вечернего построения я пошел проводить Ганса. Мы шли по главной улице Кирхдорфа. Скользнув взглядом по витринам, мы колебались, выпить ли нам пивка сейчас или попозже. Навстречу нам шло трое солдат из пополнения. И тут, когда до нас оставалось пару метров, они вдруг отдали нам честь. Мы даже обернулись, не веря, что эти ребята приветствовали нас. Может, где-нибудь поблизости офицер, которого мы не разглядели? Но никого в форме вообще не было и в помине.

– Гельмут, это они нам честь отдают!

– Боже мой, с чего бы это?

И тут до меня дошло. В ходе первоначальной подготовки молодого пополнения солдат обучают инструкторы. Нередко они в звании либо штурманна, либо обершютце – старшего стрелка. И видимо, эти бедняги так привыкли козырять, что по инерции и нам досталось. Из-за наших нашивок штурманна. Нет, такое событие точно надо было спрыснуть, так что мы решили не тянуть и выпить пива сейчас же.

* * *

Нас построили для осмотра предметов личной гигиены. Я приготовил зубную щетку, которую держал для больших оказий, и мою вторую, почти новенькую расческу. Это я верно заметил – «почти новенькую». Наш шпис был парень не дурак, его было чрезвычайно трудно обвести вокруг пальца. Иногда это удавалось, но чаще нет. Но как бы то ни было, зубная щетка и расческа были на месте, и то и другое – в лучшем виде, так что любому было бы ясно, что я использую эти вещицы по назначению. Так сказать, в целях личной гигиены. И их необходимо было предъявить.

Прозвучала команда:

– Разомкнись!

Шпис неторопливо переходил от одного к другому, осматривал мыло, полотенца, принюхивался к щеткам и на свет проверял зубцы расчесок. Мне было понятно, что меня он на этом не поймает. Ганс, стоявший почти в конце второй шеренги, отчаянно жестикулировал. В конце концов я понял: он забыл взять свою щетку.