Последний штрих - Диана Кизис

Я знала только одно: я до сих пор не решила, как распорядиться чеком. Мое благодарственное письмо, – точнее, черновой набросок, который я начала составлять на домашнем компьютере, – представлял собой набор избитых клише и ни намека на то, как я потратила деньги. Я вновь и вновь прокручивала в голове слова миссис Картер: я могу распорядиться деньгами по своему усмотрению. Родители Сесил надеются, что я найду им достойное применение. А что значит «достойное применение»? Чего бы ждала от меня Сесил?

Брин, щелкнув пальцами, вывела меня из раздумья и спросила, что я делаю сегодня вечером. Я сказала, что у меня записаны три эпизода реалити-шоу «Квартирный обмен», а если я закажу в «Домино» пиццу средних размеров, то бесплатно получу двухлитровую бутылку содовой. Брин скорчила рожу, посоветовала мне поторопиться с поисками парня, а то она сама кого-нибудь для меня найдет, и умчалась на совещание.

Сколько бы Брин ни убеждала меня, что новый роман «се изменит, в это верилось с трудом. Скорее моя серая вязальная пряжа превратится в теплый розовый кашемир. В последнее время воспоминания о прежних сексуальных похождениях, которые я некогда находила интригующими и способствующим?! моему самоутверждению, приобрели какой-то гадкий налет. Когда-то я прочитала о таком случае: после инсульта один человек решил, что его нога принадлежит другому. Он пытался выкинуть «чужую» ногу из кровати и удивлялся, когда падал вместе с ней на пол. Мои эротические эскапады, которыми я раньше гордилась, больше не были частью меня. Они превратились в какой-то чужеродный придаток, стали призрачно-бледными. Их даже вспоминать не хотелось.

– Прости, я опоздала. – С этими словами я ворвалась в ресторан. Я так старалась поспеть вовремя, но ничего не вышло. Как всегда. – Хорошо хоть швейцара у дверей поставили, иначе нипочем не догадаться, что здесь ресторан.

– Я же объяснил, что это неподалеку от универмага «99 центов», – сказал Зак. – Они нарочно законспирировались, чтобы всякие подонки не шастали.

– Выходит, теперь меня причисляют к захолустному сброду? – Я плюхнулась на стул.

– Напротив: ты единственный коренной лос-анджелесец, кого я знаю.

Это было никакое не свидание, просто мы иногда ужинали вместе. Эти встречи я бы не променяла ни на какие свидания. Мы с Заком частенько трапезничали вдвоем. Первые месяцы после смерти Сесил мы с ним практически не виделись, а потом я получила от него е-мейл с приглашением отобедать в китайском ресторанчике, о котором он собирался написать статью. Я согласилась и, хотя вначале чувствовалась некая скованность (непонятно было, то ли говорить о Сесил, то ли не стоит), получила настоящее удовольствие – чисто платоническое, разумеется. Через неделю он снова со мной связался, и мы полакомились деликатесами, которые подавали на маленьких тарелочках во французском баре на Третьей улице. Теперь Зак звонил мне всякий раз, когда собирался посетить очередной новый ресторан, то есть, можно сказать, мы с ним постоянно поддерживали связь. Зак был со мной очень внимателен и заботлив. Удивительно, но после того как мы пару раз поели вместе, я почувствовала, что стала ближе к Сесил. Словно она исчезла из моей жизни не навеки, а на время.

– Ну-ка попробуй.

Зак протянул мне большой узорчатый бокал темного бургундского вина.

Я послушно пригубила алую жидкость, по вкусу напоминавшую гранатовый сок с горьким шоколадом.

– Неплохо, правда?

– А меня-то чего спрашиваешь? Ты же у нас эксперт.

– Нуда. – Зак откинулся на спинку стула. – Я в этом деле настоящий ас.

Пока он делал заказ – чтобы оценить кухню, нужно было перепробовать почти все меню, – я огляделась вокруг. Ресторан располагался на холме и представлял собой огромный внутренний двор в испанском стиле. На скамейках из тика были разбросаны марокканские подушки, на столах стояли фонарики из цветного стекла, рассеивавшие преломленный свет. Мы сидели в самой дальней части двора, посреди которого возвышался столетний дуб. Разглядывая крону дерева, я чувствовала себя под надежной защитой. Наверняка Сесил оценила бы этот ресторанчик. У меня защемило сердце. «Соберись», – приказала я себе. Ведь сегодня без того грустная дата, а если я раскисну, станет еще хуже.

На столе стояли оливки со специями. Я попробовала одну и предположила, что ресторан должен получить хороший отзыв. На это Зак сказал, что из меня вышел бы неважный дегустатор: разве можно судить о ресторане по одной оливке?

– Ну, что теперь скажешь? – спросила я, после того как к нам подошел шеф и пообещал прислать несколько блюд, приготовленных специально для нас. – Печальная дата. Что ты чувствуешь?

Зак набрал в легкие побольше воздуха, надул щеки и выдохнул.

– Честно говоря, не лучший день в моей жизни. Одна надежда – и он пройдет, быстро ли, медленно ли, как и все прочие дни. Спасибо, что согласилась со мной поужинать.

– Да не за что, – ответила я. Разве я способна бросить его в такой день одного?

– Ты ходил сегодня на кладбище?

Зак сказал, что да, ходил утром. Видеть могилу Секс оказалось тяжелее, чем он думал. Потом он разговаривал с ее родителями по телефону – они ничего, держатся. А теперь, если честно, ему больше всего хочется сделать вид, что все в порядке, ни о чем не думать, кроме ужина, и пораньше завалиться спать.

Я понимала его чувства и поспешила сменить тему.

– Ты сегодня как-то иначе выглядишь, – сказала я.

– Неужели? – Он поманил официанта и жестом попросил подать хлеб.

– На тебе что, новые джинсы?

– Нравятся? Продавщица сказала, что они сзади хорошо подтягивают. – Он пожал плечами. – Понятия не имею, что она имела в виду.

– Она хотела сказать, что в них твоя попа смотрится особенно хорошо.

Зак провел рукой по лицу и смущенно поскреб подбородок. Он оброс щетиной – видно, пару дней не брился, – но ему это даже шло: сейчас он был похож на модель Ральфа Лорена, чей стиль отличает нарочитая небрежность.

– Я начал спать посередине кровати. – Он передернул плечами. – Психолог, к которому меня заставляют ходить, наверняка усмотрит в этом положительную динамику.

– Тебе необходима психологическая помощь, ведь на тебя столько всего обрушилось. – Я снова пригубила вино.

– Знаю. Но все равно тяжело. «Здравствуйте, доктор Бивер. Нет, я пока не вынул из шкафа одежду Сесил. Почему? Да не знаю. А вы, доктор, не знаете почему? Что говорите? Пациент не должен задавать такие вопросы? А почему бы и нет?»

Я сказала Заку, что история с одеждой напомнила мне одно из моих любимых стихотворений. Он попросил его прочитать.

– Что, сейчас? – Я в ужасе замотала головой.

Зак кинул на меня взгляд, который говорил: ну, ты же знаешь, какой сегодня день. Неужели трудно выполнить мою просьбу?

– Что ж, если ты настаиваешь... – Я глубоко вдохнула и заговорила потише, чтобы нас не услышали за соседними столиками. – «Дом так печален, и все в нем остается таким, как прежде, / Он обустроен для удобства тех, кто нас покинул, / Словно надеясь, что они еще вернутся...» Ну и дальше еще что-то. – Я покраснела. – Середину не помню, а заканчивается оно так: «Взгляни на вазу, на ножи и вилки. / На ноты на рояле. На картины».