Приключения очаровательного негодяя. Альмен и стрекозы - Мартин Сутер

Когда номер 328б был уже близок, Альмен совсем сбавил скорость. Свет над парадным входом не горел, но окна слабо светились. По-видимому, то было ночное освещение холла и лестницы, хорошо знакомых Альмену.

Он проехал на несколько домов дальше и свернул в чей-то въезд. Там развернулся, поехал назад и остановил машину напротив соседского участка. Выждал несколько минут, вышел и направился вдоль живой изгороди к воротам.

Еще издали он заприметил то место, где лежал сверток в махровом полотенце. Он немного высовывался из ветвей, настолько неаккуратно Альмен спрятал его вчера. Чудо, что его никто не обнаружил.

Как раз в тот момент, когда Альмен вынимал сверток, над входной дверью виллы зажегся свет. Альмен побежал, насколько позволяла травмированная ступня, назад к машине, положил сверток на заднее сиденье и включил двигатель.

Не проехал он и пяти минут, как его на высокой скорости обогнал лимузин Хирта с Борисом за рулем.

На краю города, на въездной дороге он еще издали увидел полицейское заграждение. Полицейский махнул ему красным светящимся жезлом, указывая на обочину, подошел к машине и ждал перед водительской дверцей, когда Альмен опустит стекло.

Но Альмен не знал, как это делается. Он давил на все кнопки, вмонтированные в дверь, но стекло не опускалось.

Полицейский подозвал своего коллегу. Альмен попытался жестами объяснить, что не разбирается в этой машине.

Тут один из полицейских схватился за кобуру. Второй хотел открыть дверцу. Но сработала автоматическая блокировка, и машину нельзя уже было открыть снаружи. Альмен поднял руки вверх.

Он видел, что один полицейский, смеясь, что-то сказал другому. Потом взял свой блокнот и что-то написал на нем. «Заглушите двигатель!» — прочитал Альмен, когда полицейский прижал блокнот к стеклу. Он послушался, и полицейский открыл дверцу.

— Машина не моя, — первым делом признался Альмен.

Ему велели выйти. Полицейские посветили внутрь карманными фонариками. Оба луча скрестились на махровом свертке на заднем сиденье и замерли.

Сердце Альмена заколотилось. Полицейские переглянулись. Потом выключили фонарики и занялись Альменом.

Проверили техпаспорт. Велели поменять его потрепанные водительские права в течение следующих двух недель. Потом ему пришлось дуть в трубочку. Прибор показал 0,4. Вино с ужина оставило свои следы.

В конце концов они его отпустили.

— Нуль промилле все-таки был бы лучше, — пожурил его один из полицейских, — тем более на чужой машине, которую не знаешь.

Альмен пообещал впредь не пить и поехал домой медленно и сверхосторожно.

Раньше Альмен не пользовался компьютером — из соображений элегантности. Если ему требовалось что-то связанное с компьютером, на то у него имелся секретариат. Да, в его хорошие времена он располагал секретариатом. Если набирали его номер, женский голос отвечал: «Офис Йоханна Фридриха фон Альмена». С ударением на «А». Одна ассистентка вела его переписку, бронировала его поездки и вела финансовый учет. После падения его империи, как он называл это иногда в приступе самоиронии, все эти обязанности он, насколько возможно, делегировал Карлосу.

У Карлоса был компьютер, использовавшийся главным образом для того, чтобы оставаться в контакте с семьей в Гватемале. Был у него и струйный принтер, сам же он и оплачивал доступ в Интернет.

Карлос на следующий день сфотографировал пять вазочек со стрекозами своей цифровой камерой. Он стал вполне сносным фотографом, поскольку в те времена, когда он ухаживал за орхидеями Альмена, у него было хобби — фотографировать их.

Он выстроил на рояле при помощи куска светло-серого полотна небольшое углубление и снял одну за другой все пять вазочек. Шеф неумело ассистировал ему.

Карлос отправился наверх в мансарду, к своему компьютеру — и вернулся через десять минут, гордый результатом. Молочный свет облачного дня, проникавший в стеклянный дом, и маленькая лампа, которой Альмен по указанию Карлоса подсвечивал объекты, позволили получить почти профессиональные снимки. Вот только качество струйного принтера оставляло желать лучшего.

Альмен положил снимки в папочку, а папочку — в тонкую черную кожаную папку. Карлос убрал с рояля фотоинсталляцию.

Теперь пять вазочек Галле стояли в ряд на кабинетном рояле и отражались в его черной лаковой поверхности. Альмен и Карлос задумчиво смотрели на них.

— Дон Джон, una sugerencia, nada más, всего лишь предложение, не более того.

— Да, Карлос?

— Лучше бы не оставлять эти предметы здесь.

Альмен покосился на него:

— Вы боитесь, что их могут украсть?

— Они выглядят очень ценными.

— Они и есть ценные.

— А весь дом — стеклянный.

— Что вы предлагаете, Карлос?

— Я унесу их в надежное место.

— В какое?

— Как только они вам понадобятся, Дон Джон, я их принесу.

Альмен подумал.

— Хорошо, Карлос. Я дам знать, когда они мне понадобятся.

В этот вечер стемнело рано. Прозрачный туман за день превратился в плотный облачный покров. И вдруг похолодало. Альмен покинул дом в плаще, но вернулся. Переоделся в шерстяное пальто, повязал шарф и натянул перчатки.

В витринах магазинов уже горел свет, и датчики уличного освещения тоже переключились на ночной режим.

Только магазин Находка стоял темный. Автоматика, включающая освещение, была, судя по всему, установлена на более поздний час. Но почему же сам Джек Таннер не включил свет? Ведь он должен был находиться на месте, Альмен предварительно звонил ему.

Он нажал на кнопку звонка и услышал, как верещит колокольчик внутри магазина. Но шаги, которые обычно незамедлительно заставляли паркет скрипеть, не последовали.

Альмен выждал некоторое время, чтобы не казаться нетерпеливым. Затем позвонил еще раз.

И снова в Находке не произошло никакого движения.

Только теперь он заметил, что дверь не заперта, как обычно, а лишь притворена. Он мог толкнуть ее, даже не нажимая на ручку.

Так он и сделал и громко позвал:

— Хэлло? Джек? Ты здесь?

Тишина.

Альмен хотел захлопнуть дверь, но замок не защелкивался. Тут он вспомнил, что Таннер всегда ее немного приподнимал, чтобы она заперлась. Так он и поступил. Удачно.

Пахло как-то иначе. Запах старой мебели и мастики для натирания паркета хотя и присутствовал, но к нему примешивалась какая-то другая нотка. Что-то знакомое Альмену, но он не смог бы определить с ходу.