Предел мечтаний - Карла Кэссиди

— А почему? — спросил Тэннер, отсмеявшись.

Колетта пожала плечами, и ее колыхнувшиеся груди как будто загипнотизировали Тэннера.

— Когда мне исполнилось пятнадцать, я стала работать в двух местах. Я откладывала каждый цент, чтобы когда-нибудь открыть собственный магазин. Между школой и работой у меня не оставалось времени для свиданий.

Мало-помалу Тэннеру становилось понятно, что Колетту никто и никогда не баловал вниманием, и его вожделение постепенно сменялось мягкой нежностью.

— А как же Майк? — спросил он. — Тот плотник из твоего магазина? Джина допускает, что между вами что-то есть.

Колетта откинула голову назад и засмеялась.

— Джина сейчас в том возрасте, когда девушки повсюду видят что-нибудь романтическое. Мы с Майком просто друзья. Сколько я его знаю, он встречается с одной и той же девушкой, и месяц назад она родила ему ребенка. Он работает на меня ради кредита в магазине.

Тэннер сам удивился, насколько легче ему вдруг стало. Какое ему дело до отношений Колетты и красивого плотника? Ведь не думает же он о близости с Колеттой!

К концу обеда их беседа приобрела более банальный характер: погода, достопримечательности Канзаса, повальная мода на татуировки, недавно захлестнувшая страну. Одно признание Колетты буквально шокировало Тэннера:

— Я как-то подумывала сделать себе татуировку: бабочку на щиколотке.

— Отчего же ты передумала?

— Во-первых, я не из тех, кто добровольно причиняет себе боль, а во-вторых, не хотелось тратить деньги.

— Деньги имеют для тебя значение? — поинтересовался Тэннер, уже догадываясь, какой ответ услышит.

Брови Колетты сошлись у переносицы.

— И да и нет, — неожиданно ответила она. — Конечно, деньги важны — в том смысле, что я должна оплачивать аренду помещения, приобретать товары и платить по счетам. Но дело далеко не только в деньгах. — Она отхлебнула воды из стакана, и ее грустная улыбка опять тронула сердце Тэннера. — Когда я была совсем молодой, мать постоянно повторяла, что я ничего не достигну. Если Лилиана была недовольна своей жизнью, она тут же начинала говорить мне обидные вещи. А я не расстраивалась, а только укреплялась в своей решимости добиться успеха, добиться такого положения, чтобы ни от кого не зависеть и ни в ком не нуждаться.

— Не всегда плохо, когда тебе кто-то нужен, — возразил Тэннер.

Официантка снова подошла к ним и спросила, что они хотели бы на десерт.

— Мне ничего не надо! — воскликнула Колетта. — Я уже не смогу съесть ни куска.

— Я тоже ничего не возьму, — поддержал ее Тэннер.

Официантка положила на стол счет, Тэннер расплатился, и они с Колеттой вышли из ресторана.

По дороге к дому Колетты Тэннер размышлял о том, что узнал о ней в этот вечер.

У нее мягкое сердце, чего он прежде не мог бы предположить. Пока она рассказывала о своей матери и своем прошлом, заранее нарисованный им портрет холодной, жесткой, бесчувственной деловой женщины испарялся.

Разговаривала она как сильная и самостоятельная женщина, но временами в ее глазах проскальзывала ранимость и губы начинали подрагивать.

Когда водитель остановил машину у ее подъезда, она сказала:

— Спасибо, Тэннер, ужин был чудесный.

Ему не хотелось, чтобы этот вечер кончался. Он не был готов расстаться с Колеттой. Остановившись рядом с ней у двери, он сказал:

— Еще рано. Не пригласишь меня на чашку кофе?

В ее глазах он уловил нерешительность.

— Даже не знаю...

Она взглянула на часы.

— Одну чашечку на скорую руку, — не сдавался Тэннер. — Обещаю тебе, что надолго не задержусь.

Она все же поколебалась мгновение, потом согласно кивнула.

— Хорошо. На скорую руку.

Плюс пара поцелуев, подумал Тэннер, направляясь следом за ней к лифту. Он еще не знал женщины, которая больше, чем Колетта Карсон, нуждалась бы в том, чтобы ее поцеловали.

Когда они поднимались в лифте, Колетта опять почувствовала, что ее подавляет близость Тэннера. Она ощущала на себе его взгляд, но не сводила глаз с электронного табло, отмечающего, какой этаж проезжает кабина.

Выходя из лифта, он положил ладонь на ее поясницу, и это небрежное прикосновение прожгло тонкий шелк платья и ткань колготок. Колетта с облегчением вздохнула, когда у двери квартиры он убрал руку и она смогла спокойно достать ключи.

— Позволь мне.

Он осторожно забрал у нее ключи.

— Каков джентльмен!

Легкая насмешка была призвана утихомирить кипевшую внутри бурю.

— Иногда выгодно быть джентльменом, а иногда — варваром.

Глаза Тэннера зловеще сверкнули, и напряжение только усилилось.

Чашечку на скорую руку, напомнила себе Колетта. Если они с Тэннером окажутся наедине в ее квартире, это не обяжет их к чему-то большему, чем легкая болтовня и несколько глотков кофе.

Но было что-то в его взгляде, что гнало и гнало мурашки по ее спине. Желание, которое и в ней пробуждало желание.

Он распахнул дверь, протянул ей ключи и сказал:

— Только после вас.

Колетта вошла в комнату, бросила сумочку на стул и указала Тэннеру на диван.

— Посиди пока, а я сварю кофе.

Она сделала шаг в сторону кухни, но он внезапно обхватил ее талию. Она ахнула.

— Я передумал относительно кофе, — сказал он и притянул ее к себе.

У Колетты пересохло во рту и сердце забилось с такой силой, что у нее в голове пронеслась мысль: а если он услышит?

— То есть лучше чаю со льдом? — с трудом выговорила она. — А может, лимонаду? У меня найдется кувшин лимонада.

Ее трясло, и она не могла унять дрожь.

— Просто мне не хочется кофе.

Он отпустил ее запястье и обнял ее за талию обеими руками.

— И ледяного чаю не хочется.

Что-то трепетало у нее внутри от этого гортанного голоса, от теплого дыхания, заставлявшего вспомнить о выпитом за обедом виски. А его руки уже гладили ее спину.

— И лимонаду я не хочу, — продолжал он, и глаза его вспыхнули. — Я только тебя хочу.

— Но ты сказал, что зайдешь на кофе. — Голос Колетты дрожал. — Джентльмены не заходят в дом к женщинам под лживыми предлогами.

— Сейчас я чувствую себя скорее варваром, чем джентльменом.

Он не дал ей времени для ответа, потому что сразу впился в ее губы жарким поцелуем.

Именно этого Колетта и страшилась. Из головы у нее не шел первый их поцелуй, а теперь, когда он крепко прижимал ее к себе, она почувствовала, что не в силах отказать ему — или себе — в сладости второго поцелуя.