Виновник торжества - Фридрих Незнанский

— Виктор Петрович! — Валера все это время сидел как на иголках и только дожидался паузы, чтобы вставить свои соображения. — Чую сердцем, это он! Я же говорил — моряк срочной службы в грязной бескозырке не ходит. Этот Карагодин — одинокий мужик, за ним нет никакого женского пригляда. Но раз он такой любитель женского пола, да к тому же бескозырка пропала в новогоднюю ночь… Ну не может быть такого совпадения! Брать его надо! Мы спросили у Виктора, как выглядит Карагодин. Он его и описал: рост сто восемьдесят, волосы темно-русые, жидкие… Проведем комплексную медико-криминалистическую экспертизу и прищучим гада! — Глаза Валеры светились вдохновением, и всем своим видом он показывал, что немедленно готов арестовать убийцу.

Гоголев некоторое время молчал, обдумывая полученную информацию. Потом решительно придвинул к себе лист бумаги:

— Что ж, у нас есть все основания просить санкцию прокурора на обыск в квартире Карагодина.

В десять часов утра опера стояли под дверью квартиры № 45 и ждали, когда хозяин соизволит открыть дверь. В том, что он был дома, сомнений не возникало, в глубине квартиры слышались какие-то звуки — что-то гремело, иногда с грохотом падало. Потом мужской голос с кем-то заговорил. Может быть, и с самим собой, потому что ответных реплик не слышалось. Валера нажал кнопку звонка еще раз и не спешил убрать с нее палец. Наконец шаги послышались уже у самой двери и злой мужской голос спросил:

— Чего надо?

— Откройте, милиция, — придав голосу побольше твердости, требовательно произнес Валера.

— Вот еще, разбежался! Какая такая милиция? Может, вы жулики, обманом хотите ко мне проникнуть! Хрена вам!

— Откройте, Карагодин, — подал свой голос Салтыков. — Некогда нам тут шутки шутить!

Услышав свою фамилию, Карагодин открыл дверь и нехотя посторонился, пропуская следователей в прихожую.

— Чего надо? — нелюбезно встретил он незваных гостей.

— Пока поговорить. А там видно будет, — спокойно ответил Салтыков и пошел в комнату. Карагодин, недовольно бурча, двинулся вслед за ним. Маленькую процессию завершали Крупнин и Гоголев.

— Что это вас так много? — поинтересовался Карагодин, независимо разваливаясь на диване. Дескать, мне бояться нечего, я человек честный.

— Несколько вопросов надо задать. — Салтыков не посчитал нужным объясняться с Карагодиным.

— Валяйте, — согласился Карагодин, придвигая ногой к себе черепаху. Она замерла, высунув из-под панциря голову и медленно поворачивая шеей из стороны в сторону, будто пыталась что-то разглядеть. Валера с детским изумлением взирал на нее. Он никогда еще не видел так близко черепаху. Увидев ее маленькие злобные глазки, он покачал головой и подумал: «Вот страхолюдина, и на фига держать такую? Небось, еще и кусается…»

— Вы Игорь Карагодин? — Уточнил Салтыков, открывая блокнот.

— Ну, да! — невозмутимо ответил Карагодин, почесывая проплешину на голове.

Валера уже забыл о черепахе, которая на мгновение отвлекла его внимание, и теперь сосредоточился на происходящем.

— Год рождения?

— 1959, город Петербург.

— С кем проживаете?

— Один…

— А с кем разговаривали?

— Когда?

— Когда мы звонили, а вы долго не открывали дверь. Мы слышали ваш голос.

— А, понял. Я гантели поднимал. Уронил одну. Она покатилась, а тут Поручик выполз. Я его и заругал, чтоб не шлялся под ногами. А то зашибу ненароком…

— Странное имя для черепахи, однако… — удивился Валера.

— Моя черепаха, как хочу, так и называю, — не слишком вежливо ответил Карагодин.

— Где вы были тридцать первого декабря с двадцати двух до двадцати четырех часов ночи?

Карагодин помрачнел и задумался.

— Я тогда выпимши был… Гулял по Питеру, искал себе компанию на Новый год. Ну, с девушкой хотел какой-нибудь познакомиться, чтоб не скучно было.

— И как, нашли?

— Нет, одиноких не было. Либо с подругами — а на кой мне две? Либо с мужиками.

— Так-таки и не было одиноких? — уточнил Гоголев, строго глядя на опухшую помятую рожу Карагодина.

— Не было, — замялся Карагодин. — я потом замерз и домой пошел.

— В каком районе вы гуляли?

— Cначала по Лиговскому проспекту, дошел до Площади Восстания, потом завернул на Невский, оттуда на Литейный…

— А в чем вы гуляли?

— Понятно в чем — как обычно. В шинели и бескозырке, — бесхитростно ответил Карагодин, не чувствуя подвоха.

— Вы можете нам показать свою одежду, в которой гуляли?

— Cмотрите, коли вам интересно.

Карагодин принес из прихожей шинель и бросил ее на кресло. Салтыков взял шинель в руки, стал ее внимательно рассматривать.

— Вы говорили, что были в бескозырке. А где она?

Карагодин угрюмо насупился и буркнул:

— Потерял я ее… Спьяну.

— Обстоятельства помните?

— Чего? — Карагодин непонимающе уставился на Гоголева.

— При каких обстоятельствах вы потеряли бескозырку?

— Не помню, я же пьяный был, поддал сильно, для сугреву.

— Вы сможете опознать свою бескозырку, если мы вам ее покажем?

— А что, вы ее нашли? — обрадовался Карагодин. — Я свою бескозырку завсегда узнаю.

— Тогда одевайтесь, проедем с нами.

Сидя на заднем сиденье между Гоголевым и Крупниным, Карагодин все не мог поверить:

— Это ж надо, нашли! А я все переживал. Она же мене дорога как память, я в ней на Балтфлоте сколько служил…

В кабинете Гоголева Карагодина усадили на стул, и Валера вручил ему бескозырку, которую вытащил из пластикового пакета.

— Точно моя, — радостно воскликнул Карагодин, повертев ее в руках. — Я ж говорил — сразу узнаю!

А чего это вы ее в пакете держите? Прямо как ценность какую…

— Вещественное доказательство всегда в пластик кладут, для сохранности, — невозмутимо пояснил Салтыков.

— Не понял! Что за вещественное доказательство? Вы мне толком объясните…

— Карагодин, может, хватит дурака валять? Уголовный розыск потерянными вещами не занимается. Вы лучше припомните, где оставили бескозырку. — Салтыков сурово смотрел на глупо улыбающегося Карагодина и не мог решить — то ли тот действительно не понимает, чего от него хотят, то ли притворяется.

— Да я же говорил уже, что не помню. Выпимши сильно был, а когда забрел в тот двор на Литейном, отлить приспичило, потом еще выпил — замерз очень.

— А дальше что было? Выпил, отлил, опять выпил… Это мы уже усвоили. Продолжайте, Карагодин, что вы делали дальше?