Дарители. Книга 4. Земля забытых - Екатерина Соболь

– У меня есть выгодное предложение, тебе понравится, – сказал Генри, в упор глядя на перепуганного продавца, и выпустил его воротник.

Свободной рукой он ослабил узел с вещами и вытащил туфли Розы: ветхие, расшитые поблекшими золотистыми нитками.

– Старинные, – изрек продавец, косясь на них, и Генри довольно хмыкнул.

Больше всего люди ценят вещи, сделанные даровитыми предками, – за такие туфли продавец им сейчас десяток пар новой обуви даст. Надо бы попросить вдобавок какой-нибудь еды. Генри задумался, сколько всего будет уместно попросить за туфли, и не сразу заметил, с каким скучающим видом продавец на них смотрит.

– Старинные, потрепанные и неудобные, – договорил продавец. – Кто на таких каблуках в своем уме куда-то пойдет?

– Их сделали великие мастера прошлого! – возмутился Генри.

Продавец поправил воротник и с самодовольной улыбкой обвел рукой прилавок.

– А я великий мастер настоящего. Старье больше не в цене. Отойди, парень, не мешай торговать. – Он спихнул узел и туфли на пол. Роза издала полузадушенный писк и бросилась подбирать свои вещи. – Мне тут сегодня уже пытались продать старую обувь, да кому она теперь нужна?

Генри замер.

– Кто пытался? Люди из дворца? Человек, очень похожий на меня, и здоровенный парень, стриженный наголо? Они здесь были?

– Таких не видел. Из дворца, скажешь тоже! – хмыкнул продавец. – К нам оттуда даже посланники доезжают раз в пять лет. Ну и хорошо, а то все новое бы сцапали, как раньше – старое.

Генри оглядел рынок и наконец сообразил, почему здесь царит такое оживление.

– Вы уже знаете, что дары вернулись, – пробормотал он и уставился на ряды новеньких ботинок у себя перед носом. Кожа была выделана так себе, но обувь явно была удобной. – Эти корзины, и горшки, и сумки – они новые.

– Ты откуда такой сообразительный, из пустыни? Вы там, видать, совсем от новостей отстали. Сердце волшебства уже месяц как вернулось, я мастер-сапожник, а это – покупатели, которые много глазеют и мало покупают. – Он угрюмо обвел рукой толпу. – Товаров теперь больше, чем тех, у кого есть на них деньги.

Генри расправил плечи и уперся обеими руками в прилавок, лихорадочно пытаясь представить, как должны вести себя любимые народом герои.

– Я наследник Сиварда, вернувший Сердце, – важно сказал он, в упор глядя на продавца. – В благодарность за подвиги и за то, что ты получил дар, ты подаришь мне ботинки для этой девушки. Давай сюда. Пожалуйста. Она пришла сюда босиком, и, я уверен, тебе ее очень жаль.

Продавец посмотрел на него так, будто с ним заговорил какой-то мелкий надоедливый зверек.

– Ребята, – проникновенно сказал он зевакам, собравшимся вокруг, – этот пустынный дикарь вымогает у меня ботинки. Как насчет того, чтобы его побить?

Против этого предложения никто не возражал, и Генри оставалось только схватить Розу за руку и потащить к солнечному полукругу ближайшей арки. Его надежда на то, что Сердце сделает всех не только даровитыми, но и добродушными, не оправдалась. За спиной угрожающе стучали шаги, но в умении уходить от погони местным посетителям рынка с Генри было не тягаться – он петлял в толпе, запутывая следы, и остановился только на дальнем конце площади, щурясь от яркого солнца.

– Вещи можешь бросить, – сказал он, увидев, что Роза тащит узел за собой. – Они обесценились.

– Какой красивый город, – дрожащим голосом сказала Роза и выдавила такую жалкую улыбку, что Генри нахмурился. – И милые люди, они просто тебя не поняли. Ничего, если я присяду? Я не устала, я могу идти дальше, всего на минутку.

И она с вежливой улыбкой, как на королевском обеде, уселась прямо на камни, которыми была вымощена площадь. Генри сел рядом, подпирая ее плечом, чтобы она не упала совсем. Ему впервые пришло в голову, что пятнадцать часов в пути для человека, никогда не выходившего из дома, – это немного чересчур.

Он бы не отказался вот так посидеть хоть пять минут, но на них едва не наступали прохожие. Генри беспомощно завертел головой. Будь они в лесу, он бы нашел место для отдыха, но тут…

А потом его взгляд упал на одно из зданий, окружавших площадь. Двухэтажное, с волнистой крышей и потертой, едва читаемой надписью, выбитой на стене: «Гостиница «Нежное сердце»».

– Гостиница – это как постоялый двор, да? – выдохнул Генри, вспомнив, как с помощью Джетта когда-то переночевал в комнате братьев Кэмпбеллов. – Вперед! Мне надо обыскать хоть весь город, но найти подсказку, а ты пока отдохнешь.

Роза замотала головой, обнимая свой драгоценный узел, но Генри уже поставил ее на ноги и подтолкнул в нужном направлении.

Помещение за дверью было таким просторным, что, видимо, занимало весь первый этаж целиком. Тут было прохладно, стены из песчаника мягко поблескивали, вдоль них стояли несколько продавленных старых диванов и большой стол в виде буквы «П». За столом сидела угрюмая пухлая девушка.

– Закрыто, – отсутствующим голосом сказала она, не отрываясь от своего непонятного занятия.

Рядом с ней стояла деревянная конструкция с колесом, на которую сверху был надет большой клок шерсти синего цвета. Девушка быстро перебирала пальцами, как показалось Генри, в воздухе, но, подойдя ближе, он сообразил, что на самом деле вся эта хитрая штуковина помогает девушке скручивать из шерсти толстую синюю нить.

– Эй, – позвал Генри. – Доброе утро. У вас тут можно отдохнуть? Денег нет, но есть красивые вещи. Очень красивые. Старинные. Хотите, покажем?

Ответа не последовало. Генри собирался уже перегнуться через стойку и потрепать девушку по плечу, но Роза его остановила и тихонько постучала кулаком о стол. Девушка нехотя подняла голову.

– Сказала же: закрыто. Проваливайте, – буркнула она и снова перевела взгляд на мелькавшую между ее пальцами шерстяную нить.

– Нам нужна комната, – сказал Генри тем тоном, которым Освальд обычно угрожал своим врагам. – С тех пор как дары проснулись, людям нравится все новое, так? Но вряд ли вы так быстро научились делать новые ткани. – Он вытряхнул из узла пару каких-то платьев. – Разрежьте эти тряпки и сшейте из них что-нибудь другое. Мы с отцом так делали, когда вещи становились совсем негодными.

– Серебрянка в день за комнату – отсутствующим голосом сказала девушка, продолжая прясть нить так, будто от этого зависела ее жизнь. – Или выметайтесь.

Разговор зашел в тупик, и Генри со вздохом снял перчатку. Когда стол рассыплется в пепел, девушке придется послушать, что ей говорят. Он до дрожи боялся, что огонь вернется, но Розе нужен был отдых, а отец учил его не останавливаться, пока не добьешься цели. Генри вдруг понял, что снова мысленно называет Освальда отцом, и поморщился от того, насколько это казалось правильным, – словно заполняло пустоту, которой он даже не замечал.

Генри протянул голую руку к столу и уже почти прикоснулся, когда Роза взяла его за рукав и потянула назад. Он едва чувствовал прикосновение ее пальцев – теплое марево в голове заглушало ощущения. Ему было противно от того, как сильно он предвкушал прикосновение к столу, как сильно что-то внутри его жаждало разрушать, – и это отвращение заставило его остановиться.