Великая Русская Смута. Причины возникновения и выход из государственного кризиса в XVI–XVII вв. - Ирина Стрижова

Наконец, внутренние затруднения правительства усиливались еще глубокой переменой в настроении народа. Новой династии приходилось иметь дело с иным обществом, далеко не похожим на то, каким правили прежние цари. Тревоги Смутного времени разрушительно подействовали на политическую выправку этого общества: с воцарения новой династии в продолжение всего XVII в. все общественные состояния немолчно жалуются на свои бедствия, на свое обеднение, разорение, на злоупотребления властей, жалуются на то, отчего страдали и прежде, но о чем прежде терпеливо молчали. Недовольство становится и до конца века остается господствующей нотой в настроении народных масс. Из бурь Смутного времени народ вышел гораздо впечатлительнее и раздражительнее, чем был прежде, утратил ту политическую выносливость, какой удивлялись в нем иноземные наблюдатели XVI в., был уже далеко не прежним безропотным и послушным орудием в руках правительства. Эта перемена выразилась в явлении, какого мы не замечали прежде в жизни Московского государства: XVII век был в нашей истории временем народных мятежей. Это явление тем неожиданнее, что обнаруживается при царях, которые своими личными качествами и образом действий, по-видимому, всего менее его оправдывали.

Платонов Сергей Федорович (1860–1933) – русский историк. В 1882 г. окончил историко-филологический факультет Петербургского университета и был оставлен при факультете для подготовки к получению профессорского звания.

Читал лекции по русской истории XVII в. на Высших женских курсах в Санкт-Петербурге, потом преподавал историю в Петровском коммерческом училище, в Александровском лицее и в Историко-филологическом институте; с 1888 г. читал лекции в Санкт-Петербургском университете, занимая кафедру русской истории. В 1888 г. Платонов защитил диссертацию на степень магистра: «Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник».

До 1896 г. Платонов состоял помощником редактора «Журнала Министерства народного просвещения», членом ученого комитета Министерства народного просвещения, управляющим отделением археологии славянской и русской Императорского русского археологического общества, а с 1895 г. – руководителем учебной части историко-филологического отделения Санкт-Петербургских высших женских курсов. После защиты в 1899 г. докторской диссертации «Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI–XVII вв.» в Киевском университете Платонову была присуждена степень доктора русской истории. С этого времени научный авторитет Платонова получил окончательное признание. Его популярности способствовала также публикация университетского курса «Лекций», составленного из литографированных студенческих конспектов. В центре научного внимания Платонова стояли события второй половины XVI – начала XVII вв. Он также занимался историей земских соборов, временем Петра I, колонизацией русского Севера и другими вопросами. Научные взгляды Платонова оказали значительное воздействие на дальнейшее развитие отечественной исторической науки.

В числе лучших и наиболее авторитетных профессоров Петербурга Платонов был приглашен преподавателем к членам императорской фамилии.

Его преподавательская деятельность в университете продолжалась вплоть до 1926 г. Помимо этого, Платонов был председателем Археографической комиссии (1918–1929 гг.), комиссии по изданию сочинений А.С. Пушкина (с 1928 г.), директором Пушкинского дома (Института русской литературы АН СССР) в 1925–1929 гг. и Библиотеки АН СССР в 1925–1928 гг.

12 января 1930 г. Платонов был арестован по обвинению «в активной антисоветской деятельности и участии в контрреволюционной монархической организации» и выслан в Самару, где 10 января 1933 г. скончался.

Обратимся к характеристике тех основных явлений московской государственной и общественной жизни, которыми определилось содержание труднейшего кризиса, пережитого Московским государством на рубеже XVI и XVII столетий.

В основании московского государственного и общественного порядка заложены были два внутренних противоречия, которые чем дальше, тем больше давали себя чувствовать московским людям. Первое из этих противоречий можно назвать политическим и определить словами В.О. Ключевского: «Это противоречие состояло в том, что московский государь, которого ход истории привел к демократическому полновластию, должен был действовать посредством очень аристократической администрации». Такой порядок вещей привел к открытому столкновению московской власти с родовитым боярством во второй половине XVI в. Второе противоречие было социальным и состояло в том, что под давлением военных нужд, вызванных необходимостью лучшего устройства государственной обороны, интересы промышленного и земледельческого класса, труд которого служил основанием народного хозяйства, систематически приносились в жертву интересам служилых землевладельцев, не участвовавших непосредственно в производительной деятельности страны. Последствием такого порядка вещей было недовольство тяглой массы и стремление ее к выходу с «тяглых жеребьев» на черных и частновладельческих землях, а этот выход, в свою очередь, вызвал ряд других осложнений общественной жизни. Оба противоречия в своем развитии во второй половине XVI в. создали государственный кризис, последним выражением которого и было так называемое Смутное время. Нельзя, по нашему разумению, приступить к изложению этого времени, не ознакомлен с условиями, его создавшими, и не сделав хотя краткого отступления об эпохе сложения московского государственного и общественного строя.

В понятие власти московского государя входили два признака, одинаково существенных и характерных для нее. Во-первых, власть московского государя имела патримониальный характер. Происходя из удельной старины, она была прямой преемницей вотчинных прав и понятий, отличавших власть московских князей XIV–XV вв. Как в старое время всякий удел был наследственной собственностью, вотчиной своего «государя», удельного князя, так и все Московское государство, ставшее на месте старых уделов, признавалось «вотчиной» царя и великого князя. С Московского государства это понятие вотчины переносилось даже на всю Русскую землю, на те ее части, которыми московские государи не владели, но надеялись владеть. «Не то одно наша вотчина, – говорили московские князья литовским, – кои городы и волости ныне за нами, а вся русская земля… из старины от наших прародителей наша вотчина». Вся полнота владельческих прав князя на наследованный удел была усвоена московскими государями и распространена на все государство. На почве этой удельной преемственности и выросли те понятия и привычки, которые Грозный выражал словами: «Жаловати есмы своих холопей вольны, а и казнити вольны же есмы». И сам Грозный считал себя собственником своей земли, и люди его времени смотрели на государство как на «дом» или хозяйство государя. Любопытно, что один из самых впечатлительных и непосредственных, несмотря на вычурность слога, писателей конца XVI и начала XVII вв. Иван Тимофеев, обсуждая последствия прекращения московской династии, всегда прибегал к сравнению государства с «домом сильножителя»: очевидно, такая аналогия жила в умах той эпохи. Во-вторых, власть московского государя отличалась национальным характером. Московские великие князья, распространяя свои удельные владения и став сильнейшими среди севернорусских владетелей, были призваны историей к деятельности высшего порядка, чем их прославленное удельное «скопидомство». Им, как наиболее сильным и влиятельным, пришлось взять на себя задачу народного освобождения от татар. Рано стали они копить силы для борьбы с татарами и гадать о том, когда «Бог переменит Орду». Во второй половине XIV в. борьба с Ордой началась, и на Куликовом поле московский князь впервые выступил борцом не только за свой удельный интерес, но и за общее народное дело. С той поры значение московских великих князей стало изменяться: народное чувство превратило их из удельных владетелей в народных вождей, и уже Дмитрий Донской заслужил от книжников эпитет «царя русского». Приобретение Москвой новых земель перестало быть простым собиранием «примыслов» и приобрело характер объединения великорусских земель под единой национальной властью. Трудно решить, что шло впереди: политическая ли прозорливость московского владетельного рода или же самосознание народных масс; но только во второй половине XV в. национальное государство уже сложилось и вело сознательную политику; ко времени же Грозного готовы были и все те политические теории, которые провозгласили Москву «новым Израилем», а московского государя – «царем Православия». Обе указанные черты – вотчинное происхождение и национальный характер – самым решительным образом повлияли на положение царской власти в XVI в. Если государь был вотчинником своего царства, то оно ему принадлежало как собственность, со всей безусловностью владельческих прав. Это и выражал Грозный, говоря, что он «родителей своих благословением свое взял, а не чужое восхитил». Если власть государя опиралась на сознание народной массы, которая видела в царе и великом князе всея Руси выразителя народного единства и символ национальной независимости, то очевиден демократический склад этой власти и очевидна ее независимость от каких бы то ни было частных авторитетов и сил в стране. Таким образом, московская власть была властью абсолютной и демократической.