Цари-жрецы - Ги Раше

Хети никогда не сможет понять, почему вместо того, чтобы позволить своему сотоварищу предать смерти царя гиксосов, лежащего лицом к солнцу и к своему противнику, он ударил воина своего лагеря, спасая таким образом жизнь человеку, которого ему поручено было убить. Солдат-содомит согнулся от удара, успев бросить на Хети взгляд одновременно укоризненный и удивленный, а потом, мертвый, упал на лежащего на земле царя пастухов. Испуганный содеянным, Хети со всех ног бросился бежать, предоставив богам, направившим его оружие на собрата, право решать судьбу царя гиксосов и его собственную. Чтобы уменьшить тяжесть содеянного, — а ведь он, по сути, совершил предательство — он принялся еще ожесточенней крушить врага и сметал любого, кто осмеливался встать у него на пути. Надеялся ли он таким образом приблизить победу собратьев по оружию? Нет. Да и как мог он надеяться на победу, когда у него на глазах солдаты Содома опускали оружие и бежали с поля боя? Дезертиров становилось с каждой минутой все больше, поэтому вскоре Хети сражался почти в одиночку. Вот он поскользнулся в луже крови, вот потерял оружие, вот его окружила группа рослых воинов… Гиксосы веревкой связали ему руки за спиной, потом поставили его на ноги. Один из вражеских солдат снял с Хети пояс с кинжалом, которым ему так и не довелось воспользоваться, потом с него сорвали и набедренную повязку.

— Теперь ты наш пленник, — сказал ему солдат на ханаанейском наречии. — Ты хорошо сражался. И хотя от твоей руки погибло много наших товарищей, мы признаем, что ты — настоящий солдат и храбрый человек, в отличие от большинства содомитов, которые удрали от нас, как зайцы бегут от лисицы. Поэтому мы еще не знаем, убьем тебя или оставим жить.

После этого был отдан приказ увести пленника. Так, голого и с веревкой на шее, Хети отвели к подножию холма, с которого они с товарищами совсем недавно следили за передвижением вражеской армии. Отсюда поле битвы было видно как на ладони.

Хети с удивлением увидел среди пленников, тоже обнаженных и с веревками на шеях, сначала трех своих товарищей хабиру — Тарибатума, Келию и Яву, а потом и царя Магдиля вместе с Япирану. Вместо того чтобы огорчиться, египтянин вдруг рассмеялся. Не командир ли царской гвардии в день знакомства с хабиру заявил, что только с их помощью запросто возьмет в плен царя гиксосов и голышом, со связанными за спиной руками поставит его пред светлы очи царя Магдиля? Как бы то ни было, он не стал напоминать Япирану о его бахвальстве — это было бы жестоко.

— Хети, — обратился к нему Магдиль, — мы видели, что ты сделал для нас, как ты сражался… и даже как ты спас жизнь царю Шареку!

— Мой господин, я знаю, что поступок мой омерзителен, ведь я лишил жизни своего собрата по оружию, чтобы спасти от смерти врага.

— Да нет же, наоборот, ты правильно сделал. Никто не должен убивать царя, будь он даже твой враг. Гиксосы, зная, что я царь, не причинили мне ни малейшего вреда. Они пожертвовали жизнями нескольких своих воинов, чтобы взять меня в плен. Говорю тебе, что если бы тот наемник убил Шарека, для нас это стало бы большим несчастьем! Даже хуже! Разгневанные гиксосы насадили бы на копья всех без разбору, мстя за своего бесславно погибшего царя.

Конечно же, когда Хети услышал подобное из уст своего царя, на сердце у него стало спокойнее. Он огляделся — пленных гиксосы взяли множество. И все до одного пленники были разоружены, раздеты и разуты. Они сидели на корточках, а руки их были связаны за спиной. Бросив взгляд на поле битвы, он понял, что победоносной армии гиксосов больше не с кем сражаться.

— Хети, ты последним из наших людей покинул поле боя, — сказал царь. — Все наши солдаты разбежались. Но я не могу их за это упрекнуть. Силы были не равны.

Среди преследовавших противника солдат-гиксосов Хети увидел Шарека. Царь пастухов на колеснице стремительно мчался в окружении своих людей в направлении Содома. Царь сам правил лошадьми, а позади него на колеснице стоял… Лупакку собственной персоной?

— Уж не Лупакку ли стоит за спиной царя гиксосов? — удивленно спросил Хети. — Мне кажется, это он в своем заостренном шлеме с защитными пластинами для щек.

— Это точно он, — заверил его Ява, который оказался в числе первых пленников и во время боя находился на вершине холма под охраной двадцати гиксосов. — Лупакку был рядом с тобой, когда ты спас жизнь Шареку. В считанные минуты его схватили и разоружили, правда, он и не думал сопротивляться. Но, как ты видишь, ему оставили тунику и даже шлем. Думаю, они с царем гиксосов поладили, а теперь Лупакку покажет ему город, ведь именно туда спешат сейчас победители.

— Я не удивляюсь тому, что Шарек решил довериться Лупакку. Он, должно быть, сразу узнал в нем хиттита.

— Ну и что? — удивился Хети.

— Знай же, что хиттиты — давние союзники гиксосов. Они поставляют им оружие и воинов, а еще — колесницы и лошадей. Думаю, одержавшему победу гиксосу не составило труда убедить побежденного хиттита перейти на свою сторону. Тем более что Лупакку прославился своими подвигами в те времена, когда возглавлял армию хиттитов. Не сомневаюсь в том, что Шарек об этом знает, и теперь он должен быть доволен, приобретя такого славного воина.

Царская колесница исчезла вдали. За ней следовала одержавшая победу армия гиксосов. Отряд, насчитывавший два десятка воинов, присоединился к своим товарищам, охранявшим пленных. Хети обрадовался, увидев, что они привели с собой еще несколько пленных, и среди них оказался Шукрия.

— Царь, наш господин, отдал приказ переправить пленных в надежное место, — заявил воин, который, по всей видимости, командовал гвардейцами. — Можете давать им пить, если они попросят.

Хети насчитал около сотни пленных содомитов. Им было приказано встать и отправляться в путь.

— Куда нас ведут? — спросил Магдиль.

— В великий город — царскую столицу Мегиддо! — ответил командир.

— Во имя наших богов прошу вас, верните нам одежду! У нас связаны руки, мы все равно не сможем убежать!

— Неповиновение приказам для вас равносильно самоубийству. Наш господин Шарек велел обращаться с вами по-человечески, но того, кто попытается бежать, убить на месте. Что до одежды, то вы ее не получите. Ты прекрасно знаешь, царь Магдиль, — пленники должны оставаться обнаженными до тех пор, пока царь не решит их участь[18]. Для вас, равно как и для нас, если бы мы оказались на месте пленников, самое большое унижение — предстать перед людьми голыми, словно преступники, приговоренные к работам на рудниках. Все будут знать, что вы — побежденные, вы — пленники. И это одна из причин не предпринимать попыток бежать.