Круг замкнулся - Наташа Кокорева

– Это опыт, мальчик, – парировал Рокот. – Если мне потребуется совет, я обращусь к тебе. Но пока здравый смысл и опыт на моей стороне. Однажды я уже видел, как молодой вдохновенный паренек с такими же восторженными карими глазками доказывал всем, что можно обойтись без кровопролития. Мы стояли тогда как раз под стенами твоей вожделенной Каменки. Он поверил их лживым посланникам и загремел в подземелья на несколько месяцев, отчего и умер. Мальчика звали Грет Вирт, и повторения той истории я не допущу.

Стел сжал кулаки и выкрикнул:

– Мой отец погиб как герой!

Сколько огня в голосе, сколько страсти! Похоже, с этим щенком будут одни проблемы.

– Только я знаю, как погиб твой отец, – процедил Рокот и поднялся. – Двигаемся по степному тракту до получения особых распоряжений. Совет окончен.

Над костром кудрями вился дым. Белянка в рубахе до пят сидела на земле, жар от углей согревал колени, справа обиженно сопела Ласка, слева Горлица смотрела на огонь сквозь закрытые веки. Тетушка Мухомор шла по кругу за спинами учениц, подбрасывая сосновые лапы в пламя, и оттого все сильнее слезились глаза. Жженая горечь собиралась в носу и со вдохом заполняла грудь, согревая тело, забирала на себя усталость и боль. Дым очищал.

Сельчане, усталые после ночных гуляний, теснились у края поляны и терпеливо ждали, пока ведуньи подготовятся к встрече Нового лета. До восхода оставался час – страшный час, когда сильны неприкаянные души. Кусты боярышника и терна стояли в белесой дымке, словно по молодой листве стекала меловая вода и затапливала острые былинки мятлика. Над рекой курился туман, белым пухом оседая на ряске заводей.

– Ведуньям запрещен обряд обручения, – негромко произнесла тетушка Мухомор.

Белянка втянула голову в плечи. Она не должна любить Стрелка. Не должна. Но она любит… любит! И если цена за это – вся волшба мира – пропади она пропадом эта волшба!

Но ведунья продолжала вышагивать за спинами и поучать:

– Ведунья ни с кем не может разделить жизнь, чтобы самой – и только самой! – отвечать за свои ошибки. Вам нельзя было танцевать под балладу о тех, кто даже на запад ушли вместе. Нельзя! Я предупреждала, но вы обе меня не послушали.

Сдерживая дрожь, Белянка выдохнула медленно и протяжно. Тошно засосало подложечной.

– Так что сейчас, пока не взошло солнце и не скрепило обручения, мы посмотрим рисунки ваших судеб, и вы выберете путь раз и навсегда.

Тетушка Мухомор склонилась над Белянкой. Пахнуло мелиссой и душицей.

– Раскрой ладони, – шепнула она и насыпала щепотку желтых лепестков.

Повторив то же самое с Лаской и Горлицей, ведунья приказала:

– Сожгите поздние одуванчики в ритуальном костре, а пепел разотрите и поднимите руки над головой. Пойте со мной!

Огонь обжег кожу – Белянка закусила губу, из уголков глаз покатились слезы. Коротко вскрикнула Ласка, но все кончилось быстро: лепестки скорчились серым пеплом и прилипли к ладоням ломаными линиями и завитками.

– Горлица, – с присвистом, еле слышно говорила ведунья, так что Белянка с трудом разбирала слова, – жизнь тебе предстоит длинная, трудная, полная ворожбы и тяжких решений. Люди доверятся и пойдут за тобой. Крепись. Хватило бы сил.

Белянка искоса глянула на старшую ученицу – радость лишь на миг озарила ее белесые глаза, зарумянились впалые щеки, но улыбка тут же потухла, гордо вытянулась и без того длинная шея.

– Ласка, – тем временем тетушка Мухомор подошла к ней. – Перед тобой два пути, милая. На одну дорогу тебя тянет, а другая тебя ищет. По одной проще пройти, по другой лучше. Помни мои уроки, всегда помни.

Ласка хитро улыбнулась до глубоких ямочек на щеках и колко глянула через огонь на Белянку – спину ободрало холодом, но тут подошла тетушка Мухомор. Она долго, слишком долго вглядывалась в узор, а потом бросила:

– А тебе ничего на роду не написано.

– Как? – выдохнула Белянка.

– А вот так! Не будет в твоей жизни подсказок: что хорошо, что плохо. Не сможешь ты идти по проторенной дороге, ни у кого не спросишь совета, потому что нет для тебя пути.

– Слишком ветвится? – спросила Горлица.

– Нет! – с жаром прошептала ведунья. – У нее вовсе нет судьбы! Нашу Белю отправили в этот мир просто так: без умысла, ни в награду, ни в наказание. Может, она сама судьбу себе найдет, а может, и заблудится.

На душе стало мерзко. Словно Белянка вмиг оказалась ненужной целому миру.

– Думай, живи, выбирай сама, – посоветовала тетушка Мухомор.

– Ты не могла ошибиться? – прошептала Белянка.

– Нет, – вздохнула ведунья. – Хватит болтовни. Решайте сами, учиться вам у меня или с мальчиками целоваться. А пока – вставайте, скоро взойдет солнце.

Одна за другой ученицы поднялись с земли и пошли за ней след в след, подпевая гортанному заклятию Пробуждения. Каждый третий шаг тетушка Мухомор возвышала голос, и они подбрасывали в огонь щепотки соли и сушеных трав. Клубы густели, будто из котла вытекало кипящее варево. Дым пробирал до слез, до щемящей тоски в груди – неужели они и правду в последний раз вместе будят Лес? Неужели возможно отказаться от волшбы и навсегда закрыться от мира? Или тетушка Мухомор хочет, чтобы Белянка сама поняла, что должна отказаться от Стрелка, что у нее нет ни выбора, ни судьбы?

– Встаньте единой цепью! – громогласно воскликнула тетушка Мухомор. – Скрепите собой разрыв времен на стыке Старого и Нового лета. Поднимите над Лесом солнце!

Ведуньи ускорили шаг, по кругу отходя от костра все дальше к краям поляны. Сельчане выстроились разомкнутым кругом, в который через равные промежутки вклинились ученицы. Белянка отыскала место между Русаком и тетушкой Пшеницей, сжала их прохладные ладони.

– Закройте глаза! – скомандовала тетушка Мухомор, вытянулась струной и опустила напряженные руки, с шумом втянула воздух. Сила земли мощным потоком устремилась в смертное тело.

От резкого потока тепла у Белянки закружилась голова. Устремляясь вслед за ним, она закрыла глаза, и мир исчез: померкли Большая поляна, костер и река. Дым, напитанный пряными травами, солью и водой, свитый гортанной песней в тугие косы, закручивался спиралью по следам шествия ведуний и с каждым оборотом вбирал распахнутые души. Ведунья деревни Луки взяла первого в цепи за руку, и сила почвы, глубинных вод, родников и каменных костей полилась из ладони в ладонь, обжигая нутряным огнем, сковывая верховым льдом, и, заполнив Отца деревни Луки, стекла обратно в землю. Растворилось все человеческое, и остался чистый поток первородного тепла.

Шествие двинулось в чащу.