Девушка у обрыва - Вадим Шефнер

Вечером, после ужина, я разговорился с Ихтиологом-Писателем. Это был совсем неглупый Человек. Пока не заходила речь об АТИЛЛе, он рассуждал вполне здраво и логично. Так, например, он рассказывал мне о своём проекте использования старинных военных кораблей – тех, которые ещё не пошли на переплавку, – под живорыбные садки. Все эти древние линкоры, авианосцы, без пользы стоящие в портах, вполне подойдут для этой цели. Нужны только некоторые переделки, весьма незначительные. Когда я, в свою очередь, завёл речь об «Антологии Забытых Поэтов XX века», Писатель-Ихтиолог согласился со мной, что дело это очень важное и нужное, и сделал несколько полезных замечаний, свидетельствующих о его начитанности и живости ума. Узнав же, что я работаю над пополнением СОСУДа, мой новый знакомый горячо одобрил это начинание и присовокупил, что я делаю для потомства дело нужное и важное, так как Людей, употребляющих ругательства, на Земле почти не осталось, и этот вид фольклорного творчества надо закрепить письменно для потомства.

Но затем мой собеседник снова сел на своего конька, завёл речь об АТИЛЛе и попросил меня научить АТИЛЛу ругательствам.

– Для меня это не составит большого труда, – ответил я. – Но целесообразно ли это?

– Для будущей прозо-драмо-лирической эпопеи, которую я создам в соавторстве с АТИЛЛой, потребуются и бранные выражения. Ведь эпопея будет охватывать все века, а, как вам известно, в минувшие столетия брань употреблялась весьма нередко. И потом, как вы сами убедились, я несколько перегрузил АТИЛЛу ихтиологическими знаниями, и поэтому некоторое количество ругательств как бы уравновесит его словарь.

– Хорошо, я согласен дать вашему АТИЛЛе урок неизящной словесности, но вас прошу выйти на это время из каюты. Мне неудобно произносить при Человеке грубые слова.

Ночью мы миновали Урал и теперь летели над Сибирью. К вечеру начались леса промышленного значения – с просеками и лесоперерабатывающими пунктами. Но затем всё чаще стали проплывать под нами участки настоящей тайги – это были заповедники, где она сохранялась в своём естественном виде. Мы летели малой высотой, и к нам доносился запах зелени и хвои. Настроение у меня было превосходное, о чём я и сообщил своему соседу.

– Я думаю, что не испорчу вашего настроения, если попрошу вас дать моему АТИЛЛе новое задание, – сказал Писатель-Ихтиолог. – Завтра мы с вами расстанемся, а мне хочется, чтобы у вас осталось приятное воспоминание о моём детище. Вчера АТИЛЛА работал почему-то не в полную творческую силу, и мне хочется реабилитировать его в вашем мнении.

Я подумал, что иметь дело с АТИЛЛой – это как раз самый верный способ испортить себе настроение. Но затем я вспомнил, что ещё в четвёртом классе школы на уроке морали нас учили: «Никогда не огорчай Человека, если этого не требуют особые обстоятельства. Слабости хороших Людей не делают их плохими Людьми». Поэтому я скрепя сердце согласился ещё на одно творческое испытание АТИЛЛы.

– Я иногда даю ему узкоспециализированные задания, – сказал Писатель-Ихтиолог, обрадованный моим согласием. – Например, подобрать рифмы к слову «окунь» или сочинить рассказ, в котором все слова начинаются на одну букву. Так легче следить за ростом словарного фонда АТИЛЛы… Не хотите ли дать ему специализированную задачу?

– Пусть он напишет рассказ о солнце с лирико-меланхолическим уклоном, и пусть все слова в этом рассказе начинаются с «с», – сказал я.

Тотчас же мой спутник дал АТИЛЛе творческую программу, и тот заурчал и замигал своими зенками.

– Ну, друг АТИЛЛА, на этот раз не подведи, – ласково сказал Писатель-Ихтиолог в рупор. – Подушевнее, полиричнее сотвори.

Вскоре АТИЛЛА выполнил задание. Листок этот, ровно как и два предыдущих, и поныне хранится в моём архиве.

Светозарное солнышко справляло свой сабантуй, светило сказочно светло, сияло самозабвенно. Самоцветно синела садовая сирень, старались сладкогласные соловьи, стрекотали стрекозы, струилось ситро, сахарился сладкий сливовый сироп. Серебристым симпатичным смехом синхронно смеялись совершенно счастливые супруги. Седовласая стерлядь скандировала стройные строфы сонета.

Солнце стало склоняться севернее, сгущались сизые сумерки. Смеркалось.

– Сукин сын! Слюнтяй! Солдафон! Стервец! – сказала сому строгая солёная святейшая селёдка, сиротливо скучавшая среди салаки, скумбрии, сёмги.

– Сама скотина, склочница, симулянтка! Свинские слова слышу! – смачно сплюнув, свирепо сказала сумасбродной соседке седоусая сметливая свежепросоленная сардинка, спокойно спавшая среди сетей.

– Собаки! Стрекулисты! Спекулянты! Сплетники! Сычи сонные! Сидни сидячие! Самодуры сиволапые! Скандалисты! Святотатцы! Скобари! Скопидомы! Скряги! Саботажники! Сутяги! – степенно сказала совершеннолетняя самостоятельная севрюга, слушавшая спор.

Солнышко село, скапутилось, смылось, съёжилось. Стало совсем сумрачно.

Скоропостижно скончался сиг.

Сотворил АТИЛЛА

– Опять рыбы всякие! – огорчённо сказал Писатель-Ихтиолог. – И потом много каких-то непонятных слов.

– Но это же отжившие слова! Это слова из моего СОСУДа, – пояснил я. – Ваш АТИЛЛА почему-то очень хорошо их усвоил и вводит в текст в непропорционально большом количестве.

– Неужели в старину Люди употребляли столько ненужных слов? – спросил мой новый знакомый.

– Не все ругательства были словами-пустышками, – ответил я. – Под некоторыми из них подразумевались вполне определённые отрицательные явления.

– А что такое сплетник, скандалист, спекулянт? – стал расспрашивать меня Ихтиолог.

– Это долго объяснять, – ответил я. – Когда выйдет из печати мой СОСУД, вы сможете узнать смысловое значение всех этих выражений.

– Не хотите ли ещё раз испытать моего АТИЛЛу? – с робкой надеждой в голосе спросил меня Писатель-Ихтиолог.

К счастью, в этот миг в каюту постучал дежурный Врач и пригласил нас в салон к телевизору смотреть и слушать новое выступление Андрея Светочева. Выбрав из двух зол меньшее, я поспешил откликнуться на этот зов.

В салоне перед большим телевизором собрались все пассажиры-пациенты дирижабля-санатория. Вскоре на экране появился Андрей. Его сообщение показалось мне каким-то бесцветным. Он сообщил, что выступает только потому, что в его адрес поступает очень много вопросов. Но ничего нового он пока сказать не может. Он сделал только одно конкретное сообщение: для строительства Главной Лаборатории по созданию Единого Материала выделен пустынный островок в Балтийском море, в пятидесяти километрах от Ленинграда. Островок будет расширен за счёт намыва донного песка. Работа начинается завтра.

Незначительное это сообщение, вдобавок произнесённое каким-то усталым, невыразительным голосом, показалось мне, не предвещает удачи моему другу. Но слушатели, как я успел заметить, остались довольны и этой скудной информацией.