Повседневная жизнь российских жандармов - Борис Григорьев

Выше уже говорилось об активном участии Екатерины II в делах политического сыска. Не брезговала она и личным приемом доносчиков по наиболее важным делам. Курьезный случай из сыскной практики императрицы приводит в своей книге все тот же Е. В. Анисимов: «В 1774 году, в разгар восстания Пугачева, некий купец Астафий Долгополов сумел заморочить голову не только Г. Г. Орлову, поднятому ради него посреди ночи, но и самой Екатерине II, с которой Орлов ему устроил встречу. Долгополое наобещал государыне поймать и доставить властям „злодея“ Пугачева. Императрица приняла простолюдина в своих покоях — честь невиданная — и благословила на благородное дело, а Орлов снабдил удальца мешком денег и сам подписал ему паспорт. Авантюрист, добравшись до Пугачева, все открыл мятежникам… Потом, когда стали вылавливать сподвижников Пугачева, императрица очень опасалась, как бы Долгополова под горячую руку (без должного следствия и наказания за его „предерзость“) не повесили бы среди прочих мятежников».

И все же основная опасность для ее власти, которая была для нее важнее всего на свете и которую она осознавала как главную любовь и привязанность всей своей жизни, исходила не от забубённых гвардейских головушек и не от лихих «злодеев» типа Емельки Пугачева, а от живых претендентов на трон. Екатерина II прекрасно отдавала себе отчет в том, что у нее нет никаких законных прав на добытую с помощью гвардии российскую корону — по крайней мере до тех пор, пока были живы те лица, которые этими несомненными правами обладали.

Этими лицами, располагавшими по сравнению с ней значительно большими правами на российский престол, были ее венценосный супруг Петр III, свергнутый ею с трона, ее нелюбимый сын великий князь Павел и «прирожденный» царь Иоанн VI Антонович.

Мы далеки от мысли, что Екатерина несет прямую ответственность за смерть своего супруга, но то, что его смерть отвечала ее тайным желаниям и что Григорий Орлов «со товарищи» догадывался об этом, у большинства историков и у любого объективного исследователя не вызывает сомнений. Что касается судьбы несчастного Ивана Антоновича, то и здесь она сыграла роль косвенного виновника его гибели, оставив в силе старую, еще елизаветинскую инструкцию, по которой страже предписывалось лишить его жизни в случае любой попытки со стороны освободить его[20]. Естественно, что никакой прямой ответственности за убийство сына Павла I гвардейскими заговорщиками, последовавшее через четыре года с лишним после ее смерти, Екатерина нести тоже не могла, но 11 марта 1801 года ее тень незримо сопровождала заговорщиков, поднимавшихся по крутым ступенькам и скользивших по узким коридорам Михайловского замка к спальне императора. Ибо в конце своей жизни она сделала все от нее зависящее, чтобы лишить цесаревича Павла его законного права на престол в пользу ее старшего внука великого князя Александра Павловича[21].

Внук ее, Александр Павлович, знал об этом желании императрицы, и еще неизвестно, как бы он поступил, не ведая об этом, когда один из главарей заговорщиков граф Пален посвятил его в их замыслы. Не зароди Екатерина II в его молодой и тогда еще вполне совестливой душе страсть к обладанию императорской короной, как знать, какова была бы его реакция на сообщение о заговоре с целью свержения с трона его отца.

Но этими тремя лицами список претендентов отнюдь не исчерпывался, так как были еще две претендентки, не имевшие законного права на престол, с которыми Екатерине II тоже пришлось, говоря современным языком, «разбираться». Одной из них была дочь Елизаветы Петровны от морганатического брака с генерал-фельдмаршалом, графом А. Г. Разумовским Августа Тараканова (родилась в 1745 или 1746 году), которая законного права наследования престола не имела, но определенную опасность для Екатерины представляла[22].

Второй претенденткой, также вошедшей в историю, была лже-Тараканова. В 1774 году Екатерина II направила в Италию героя морского сражения с турецким флотом графа А. Г. Орлова-Чесменского, компромат на которого находился в ее шкатулке, поручив ему «поймать всклепавшую на себя имя во что бы то ни стало» и доставить ее в Россию. Что он и исполнил, применив хитрость, коварство и обман. Следствие по делу самозванки, которое Екатерина II поручила вести одному из самых приближенных к ней лиц — генерал-фельдмаршалу, князю А. М. Голицыну, наткнулось на непреодолимое препятствие, и, несмотря на все усилия, ему не удалось получить от нее каких-либо серьезных показаний. Самозванка твердо отрицала все предъявленные доказательства ее «преступной» деятельности за границей и даже отказалась назвать свое подлинное имя, подписав письмо Екатерине коротко, по-царски — Елизавета, чем вызвала у нее приступ праведного гнева.

Императрица прислала Голицыну двадцать так называемых «доказательных статей», составленных на основании показаний самой пленницы, членов арестованной вместе с ней свиты и захваченной у них переписки. «Эти статьи, — писала Екатерина, — совершенно уничтожат все ее ложные выдумки». Но и этими «доказательными статьями» от «распутной лгуньи», как ее называла императрица, никаких показаний получить так и не удалось[23].