О Шмидте - Луис Бегли

Шмидт забрался рукой под легкое одеяло, отыскал край ее ночной рубашки, поднял его и стал гладить ее бедра. Нажав посильнее и потянув к себе, он слегка раздвинул ее ноги. Мэри начала брить ноги еще девчонкой, но в последнее время перешла на воск. Наверное, из-за своих головных болей она забыла об этой процедуре — жесткая щетина напомнила Шмидту то время, когда Мэри впервые позволила ему забраться к ней под юбку. Не сводя глаз с ее лица, следя за сменой эмоций, Шмидт отбросил одеяло с ног Мэри. Бедра, как и ягодицы, были у нее массивными — хоть под седло. Мэри стыдилась их, но Шмидту зад и ляжки жены доставляли много радости. Все еще опасаясь разбудить, Шмидт согнул ее ноги в коленях — чтобы можно было лечь на Мэри сверху — и продолжил ласкать ее бедра с внутренней стороны. Поднимаясь все выше, он, наконец, коснулся губ и раздвинул их. Сухо. Шмидт омочил палец слюной и начал водить по кругу. Храп не учащался, да и вообще не менял ритма, но Мэри вдруг начала обильно мокнуть, и пальцы Шмидта, один, потом два вместе, легко скользили вверх и вниз между ее губ, а потом в ней, глубже и глубже. Внезапно его охватило наслаждение такой силы, что он даже не успел сунуть свободную руку в брюки. Когда содрогания отпустили, Шмидт взял руку жены, которая все это время покоилась на ее животе, и положил туда, где только что была его рука, укрыл Мэри простыней и выключил настольную лампу. Дни стояли еще долгие, и даже при задернутых шторах в комнате было светло, лицо Мэри сохраняло полную невозмутимость. Шмидт испугался, не может ли такой громкий и продолжительный храп — ведь он думал, что, как его старик, Мэри будет храпеть до самого утра, — навредить голосовым связкам, но потом решил, что, видимо, связки в этом деле не участвуют, а все эти жернова и пилы визжат и скрежещут где-то в носоглотке. Шмидт еще раз проверил ее руку: она осталась на прежнем месте, но пальцы, казалось, расположились свободнее и удобнее. Мэри утверждала, что никогда не забавляется сама с собой. Шмидт же хотел, чтобы она научилась мастурбировать — в надежде, что это поможет стронуть лед, и ей легче будет кончать и не придется великодушно просить его не беспокоиться, потому что ей, будто, и без того хорошо.

Шмидт немного поплавал в бассейне, переоделся и отправился на кухню: на него напал зверский аппетит. На кухне никого не было — наверное, Коринн все еще укладывает Шарлотту или уже ушла к себе; она занимала комнату по другую сторону буфетной. От выпивки — Шмидт налил себе бурбона — ему стало тепло. Стоя у плиты, он доел за Мэри томатный суп и остаток сыра и уже собирался сложить тарелки и кастрюлю в машину, как вдруг услышал: Мсье не должен мыть тарелки. Это моя работа.

Заинтересовавшись, он посмотрел на нее. Девочка была босиком, видно, потому он и не услышал, как она вошла. Эти слова стали, наверное, первой фразой, с которой Коринн обратилась к нему лично. С самого начала июня, когда она у них появилась, Шмидт приходил домой поздно, а на даче девочка держалась застенчивее всех своих предшественниц. Хотя по-английски она говорила практически без акцента, и французский у нее, если верить Мэри, был чистым. Возможно, стеснялась своего азиатского происхождения. Мэри что-то говорила об отце Коринн, который работал во французской администрации в какой-то из тех стран, от которых так устал Шмидт: в Камбодже, Вьетнаме или, вероятнее всего, в Лаосе. Как бы там ни было, этот француз взял в жены местную даму из знатной семьи, а спустя много лет, через несколько лет после Дьен-Бьен-Фу,[14]привез ее и дочку во Францию, где вскоре умер.

Мне совсем не трудно убрать за собой, ответил Шмидт. Я думаю, каждый должен это делать.

О нет, пожалуйста! Мсье следует быть в гостиной.

Шмидт налил себе еще бурбона, подумав захватил бутылку и ведерко со льдом и, не заходя в гостиную, отправился в библиотеку. У них с Мэри это была любимая комната, а летом, если распахнуть все окна, там особенно хорошо. Увидев, что она зажгла свет, Шмидт решил, что Коринн просто находка: насколько можно судить, она умеет обращаться с Шарлоттой, прекрасна, молчалива и хорошо заботится о доме. Откинувшись на диване, Шмидт закрыл глаза. Не заснуть ли здесь? Или расположиться в большой гостевой комнате и сказать Мэри, что он ушел, чтобы не тревожить ее? Заснуть под ее храп было бы немыслимо и равно немыслимо — если он хотел, чтобы Мэри продолжала следовать предписаниям врача, — было бы сказать ей, что она храпела.

Извините, мсье.

Коринн вошла с маленьким стеклянным подносом яичных канапе. Шмидт заметил, что она успела обуться в сандалии и переодеться: вместо джинсов на ней было белое хлопчатобумажное платье.

Я подумала, что, может быть, мсье захочется. Ведь мсье не обедал.

Спасибо. Мне хочется.

Она поставила поднос перед ним и заговорила снова. Позволит ли мсье немного побыть с ним?

Разумеется.

Не возражаете, если я включу музыку? Я очень люблю Моцарта.

Она произнесла это имя на французский манер..

Пожалуйста, включайте, что вам нравится.

Очевидно, она не раз слушала здесь пластинки, потому что сразу вынула нужную. Концерт для валторны. Шмидт сказал ей, что и сам любит эту музыку.

Спасибо.

Она села на диван рядом с ним. Шмидт, почувствовал стойкий запах миндаля. Увидев, как он потянул носом воздух, она объяснила, что это ее крем для рук. Некоторые люди думают, что азиатская кожа неприятно пахнет.

Ужасно такое слышать. Но какой же вздор!

Я вас рассердила. Но приходится беспокоиться и об этом.

Я ничуть не рассердился. И ваш крем очень приятно пахнет.

Улыбнувшись Шмидту, она понюхала свое предплечье.

Заигрывает? Если так, то у него не будет лучшей возможности. Этот случай нельзя упустить. Еще не вполне уверенный, он предложил ей выпить — бурбона или вина. Можешь попробовать из моего стакана, сказал он ей. Если понравится, я налью тебе.

Она отхлебнула, сказала, что это очень крепко, но ей нравится сладкий вкус, сходила на кухню за стаканом и протянула его Шмидту, чтобы наполнил.

Теперь давай послушаем музыку, сказал Шмидт.

Она кивнула, как-то вдруг насторожившись. Все в порядке. Ты не помешаешь. Мы можем слушать и разговаривать понемногу.

Она улыбнулась Шмидту с благодарностью. Он угадал: девчонка флиртовала с ним. Потянувшись к подносу с канапе, он придвинулся к девушке поближе.

Отлично! Лучшая закуска к виски.

Он опустил руку ладонью вниз на диван между ними. На подносе оставалось два канапе.

Почему бы нам их не прикончить? спросил Шмидт. Голос его неестественно зазвенел. Но, может, Коринн, не заметила этого.

Она снова кивнула.

Шмидт опустил руку на прежнее место. Через секунду, взглянув туда, он увидел, что между его рукой и рукой Коринн почти не осталось расстояния. Что дальше?