Бессмертие души - Джессика Уир

Комната напоминала поле битвы. На ковре валялись поломанная мебель, битое стекло, картины в исковерканных рамах, покрытые четырехлетним слоем пыли. В центре этого кошмара стоял Эрик, плечи которого согнулись под тяжестью долго сдерживаемых чувств.

— Эрик... — негромко окликнула Бриджит, подойдя к нему сзади и обняв за талию.

Фаррингтон оцепенел.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он голосом, хриплым от боли.

— Я люблю тебя. — Она прильнула щекой к его спине. — Хочу быть здесь, с тобой. И я не уйду, как бы ты ни воевал со мной.

Мышцы Эрика расслабились, он повернулся и прижал ее к груди.

— На это у меня не осталось сил. Но... — Он проглотил комок в горле. — Оглянись, Бриджит. Посмотри, что я наделал, пойми, кто я такой, и беги от меня, пока можешь.

— Я не хочу бежать, хотя прекрасно вижу, что ты натворил. И понимаю почему. Ты сумел обмануть слуг, жителей деревни и даже самого себя. Но обмануть меня ты не можешь... Ты слепой, а я зрячая. — Она откинула голову и встретила его измученный взгляд. — Перестань истязать себя. В том, что случилось, нет твоей вины. Эрик... — Она приложила руку к его щеке. — Лайза не стоила этого.

На смену боли пришло потрясение.

— Ты сама не знаешь, что говоришь.

— Нет, знаю, — стояла на своем Бриджит. — Жар прошел, бред кончился. Про Лайзу я знаю намного больше, чем ты думаешь. Наверное, больше, чем кто-нибудь другой. Видите ли, милорд, у меня была неповторимая возможность убедиться, что за ангельской внешностью вашей сестры таилась тщательно скрываемая жестокость. Мне были знакомы ее практичность, холодный цинизм и даже то, до чего она могла дойти, добиваясь своей цели.

На виске Эрика запульсировала жилка.

— Откуда? — только и выдавил он.

— По причинам, известным только ей, Лайза увидела во мне угрозу своему будущему. Поэтому она решила забыть о хороших манерах и поставить меня на место. — Бриджит грустно улыбнулась. — Должна признаться, это ей неплохо удалось.

— Вы знали друг друга?

— Только издали. А говорили лишь однажды, — когда она нашла меня, чтобы заставить держаться подальше. Никогда не забуду тот день!

— Держаться подальше? От кого?

— От тебя. — Увидев ошеломленное лицо Эрика, Бриджит задумчиво покачала головой. — Ох, Эрик, я любила тебя с самого детства. Сначала это было всего лишь увлечение. Я выбегала наружу и смотрела, как ты верхом едешь по деревне, любовалась тобой и Лайзой, когда вы приезжали в церковь... Ты был рыцарем из волшебной сказки, охранявшим Лайзу так, словно она была величайшим сокровищем. Я бы отдала все на свете за возможность поменяться с ней местами и стать твоей любимой младшей сестрой.

Но потом я стала старше, и мое чувство из преклонения превратилось во что-то более сильное. То, чего я толком не могла понять. Теперь я уже не хотела быть твоей сестрой. Я хотела... большего. Хотела быть одной из тех счастливиц... нет, единственной счастливицей, которой ты дарил свою сводящую с ума улыбку. Я пыталась справиться с собой: никогда не встречалась с тобой глазами и не подходила близко, когда ты шел мимо. Но Лайза была очень проницательной юной леди. Она меня раскусила. А тобой она не хотела делиться ни с кем. Ни за что на свете. Поэтому она сбросила ангельскую маску и позволила мне увидеть самые уродливые черты ее характера.

— Когда? — хрипло спросил Эрик. — Когда это случилось?

— За год до рождения Ноэль, как раз после того, как дедушка отслужил рождественскую мессу. Мне было тринадцать лет — вернее, почти четырнадцать, а Лайзе уже исполнилось пятнадцать. Я вышла с черного хода проверить, все ли дети получили рождественские подарки. Лайза пошла за мной...

Бриджит сделала паузу, ощутив такую же острую боль, как в тот день, когда Лайза вдребезги разбила ее полудетские мечты. Эрик мучительно ждал продолжения рассказа, не сводя с нее глаз.

— Твоя сестра сказала, что хочет положить конец моему возмутительному увлечению и, как она выразилась, раз и навсегда поставить меня на место. Я до сих пор вижу ее глаза — два куска холодного сапфира, смотревшие на меня так, словно я кучка мусора. Не выбирая выражений, она дала мне понять, как жалка и смешна моя влюбленность. Напомнила, что ты сказочно богатый граф, а я не просто глупая девчонка, но несчастная сирота, бедная внучка местного викария. Потом сказала, что моим платьем впору вытирать ваше столовое серебро и что мои манеры годятся только на то, чтобы быть в Фаррингтоне судомойкой, а не твоей возлюбленной. Предложила мне сначала немного подрасти, а потом завести шашни с кучером или кем-нибудь из сотни ваших слуг — конечно, за исключением дворецкого и буфетчика, которых бросило бы в дрожь от моего плохого воспитания... — Даже спустя столько лет при воспоминании об этой унизительной отповеди Лайзы у Бриджит брызнули слезы. — Я помню свое тогдашнее разочарование. Куда девалась сказочная принцесса, которой я так долго завидовала? Поразмыслив над словами Лайзы, я поняла, что они жестоки, но правдивы. Все мы равны в глазах Господа, но не в глазах смертных. Следовательно, какой бы хорошей и честной я ни была, мне не место в твоей жизни.

Поняв это, я дослушала твою сестру, подобрала подол своего поношенного платья и ушла. Я высоко держала голову, но не из-за дерзости, а потому, что не хотела плакать при Лайзе. И я не плакала, пока не добралась до своей кровати. Там я зарыдала и рыдала до тех пор, пока слезы не смыли мою мечту.

— Бриджит... — Только теперь очнувшаяся женщина поняла, что Эрик вытирает ей слезы.

— Знаешь, этот разговор ничего не изменил, — прошептала она. — Ничего. Лайза растоптала мои надежды, но не мою любовь. Я никогда не переставала любить тебя. И никогда не перестану. Особенно после той ночи в твоей спальне. — Бриджит слабо улыбнулась. — Как бы мало она ни значила для тебя, дороже ее у меня нет ничего на свете.

Лицо Эрика исказилось от боли. Он крепко зажмурился, застонал, привлек Бриджит к себе и прижал ее щекой к своему сердцу. А потом долго молчал, дрожащей рукой гладя ее по голове.

Наконец он заговорил:

— Все, что ты сказала о Лайзе, правда. За одним исключением. В том, что она стала такой, виноват я. Я баловал ее, откликался на каждую просьбу, готов был положить к ее ногам весь мир, чтобы возместить ей смерть родителей, и посвятил всю свою жизнь ее счастью.

— А что было твоей жизнью? — задала Бриджит вопрос, мучивший ее много лет. — Друзья? Знакомые? — Она сделала паузу. — Женщины?

— Когда отец и мать погибли, мне было тринадцать лет. Честно сказать, я не слишком тосковал по ним. Может быть, потому, что едва знал. Меня воспитывали гувернантки. Едва я научился читать, как меня отправили в школу. А когда наступали каникулы, родителей не было дома. Они были слишком непоседливы для жизни в Фаррингтоне и всю жизнь стремились к новым впечатлениям. Я думал, что рождение Лайзы заставит их остепениться. Но этого не случилось. Когда ей исполнилось четыре месяца, родители поплыли в Индию. Они попали в ужасный шторм, и корабль затонул. Внезапно я стал графом Фаррингтоном, владельцем пришедшего в упадок имения, приносящих убыток предприятий и воспитателем грудного ребенка. Детству, если оно у меня вообще было, пришел конец. Отвечаю на твой вопрос. У меня не было времени на развлечения. Только работа и Лайза. Знакомые? Деловых знакомых у меня были десятки. Друзья? Ни одного. Женщины? Когда я нуждался в женщине, то покупал ее.