Стражи Армады. Точка опоры - Тим Волков

От грозного рева пурги заложило уши. Все это длилось считаные мгновения, а потом буря понеслась дальше и скрылась вдали, оставляя после себя клубы поднятого снега, застилающего глаза.

– Что это было? – выдохнула Валя, но ни я, ни Санька не смогли ответить ей.

– Поторопимся, – коротко бросил наш проводник и рванул вперед. Мы последовали за ним.

В ботинках уже вовсю хлюпала вода, а пальцы сковало от мороза. Но меня это мало беспокоило. Я думал о другом: «Доберемся ли мы все же до селения или навсегда сгинем в снежном плену? Искать нас никто не будет. Повезет, если по весне грибники Вознесенского наткнутся на нас, а точнее, на то, что от нас останется». От хмурых мыслей меня отвлек радостный голос Санька.

– Ну, слава богу, дошли. Уж недалече осталось, – сказал он, прыгая с ноги на ногу и похлопывая себя по бокам, чтобы согреться. – Сейчас правим левее, а там и деревенька наша.

– А где ты видишь дорогу? – спросила Валя, пристально вглядываясь в белый горизонт. Конечно же, ничего разглядеть ей, как и мне, не удалось.

– А я и не вижу, – весело ответил Санька. – Просто дымом пахнуло. Знать, наши избы где-то рядом топятся. Скоро уж будем.

– Да ты следопыт! – сказал я. И действительно, потянуло едва уловимым дымком, отчего на душе стало немного теплее. «Не замерзли, дошли».

За разговором мы незаметно преодолели последний рубеж, и перед нами предстал поселок. Устроившийся у подножия холма, походил он на уродливую бородавку, портя своим несуразным видом местность. И сложно было сказать, что в этих сбившихся в кучу, словно стая мерзнущих воробьев, домах было такого отталкивающего. Поселок как поселок. Но я вдруг нутром ощутил накатывающую волну слепой тревоги. Захотелось броситься прочь от этого проклятого места и бежать, пока хватит сил. Я глянул на Валю и понял, что она чувствует то же самое.

– Вот и пришли, – радостно провозгласил Сашка, растирая замерзшие пальцы. – Вознесенское. Уже и буря никакая нам не страшна!

Мы спустились с холма на заметенную снегом тропинку, утопая по колено в сугробах, кое-как дошли до первых домов. Пахнуло печным дымом и чем-то кислым.

– Леша, – спросила меня Валя так, чтобы Санька не услышал. Вид у нее был растерянный. – Ты ничего странного не чувствуешь?

Я лишь пожал плечами. Хотел сказать ей про свои неприятные ощущения, возникшие еще до того, как мы спустились в деревню, но не смог подобрать нужных слов.

– Нет. А что?

– Не знаю. Странно все как-то. Ты видел, как ветер задувает?

– Как? Обычно вроде. Холодно, до костей пронизывает.

– Нет, я не об этом. Там, на холме, повсюду странные снежные дюны огромными спиралями расходятся.

– Не обратил внимания, – честно признался я. – Все следил, как бы этот следопыт нас в глухомань какую не завел.

– Не уследил, – улыбнулась Валя, глядя на ветхие домишки, из мутных грязных оконцев которых с любопытством и страхом смотрели на нас местные жители – старики и укутанные в платки по самые глаза женщины. – Завел в самую что ни на есть глухомань.

– Саня, – позвал я нашего знакомого, вырвавшегося далеко вперед. Тот обернулся, сияя от радости.

– Чего?

– А мы тут точно не помешаем?

– Да вы что! Вы же мне жизнь спасли! Я, можно сказать, тоже вам жизнью обязан теперь!

– Ты тут кончай громкими словами бросаться. Ответь лучше – кто у вас здесь главный? Отец Марк? Свидеться с ним можно как-то?

– Можно, – кивнул Санька. – Я вас обязательно познакомлю. Только чуть позже: скоро служба начаться должна, готовится он. Да и народ вон уже почти весь в церкви собрался, дежурные уже идут.

Во мгле кривых улочек проплывали странные сутулые тени. Шли они ровным рядком, как муравьи, – не останавливаясь и не сбавляя шага. Идущий впереди нес керосиновую горелку, освещая слабым огоньком путь.

– И мы тоже пойдем!

– Куда? – остановился я. Санька тут же шмыгнул ко мне, легонько взял за локоть и подтолкнул вперед.

– Да вы не бойтесь, все хорошо. Просто послушаете, какие правильные вещи говорит отец Марк. А потом, как он закончит службу, я вас и познакомлю.

Санька подвел нас к черному обветшалому строению, больше похожему на водонапорную башню, чем на церковь, и, открыв скрипучую, обитую изодранной мешковиной дверь, пригласил зайти внутрь.

На нас дохнуло жутким смрадом: горелой проводкой, ацетоном и вонью множества давно не мытых тел. Аж глаза заслезились с непривычки. В темноте помещения я с трудом различил две большие бочки и какой-то деревянный хлам, за которыми собралась большая толпа людей. Окружив худую сгорбленную фигуру в балахоне, народ внимал каждому слову старца.

Мы, запустив с улицы тусклый свет, невольно привлекли к себе внимание. Я хотел было поздороваться со всеми, но не успел – на нас тут же неодобрительно зашикали со всех сторон. Я поспешил укрыться от колючих взглядов в тени колонны. Начал осматриваться, пытаясь понять, куда же нас затащил Санька. Быстро пришел к выводу, что не в самое уютное место.

Куда бы я ни устремил свой взор, повсюду стояли мрачные фигуры, облаченные в просторные, колыхающиеся на сквозившем из всех щелей ветру, черные балахоны. Лица людей тонули в густой тени накинутых на головы капюшонов.

Санька взглядом указал на силуэт старика, стоящего в центре толпы, давая понять, что это и есть тот самый отец Марк. Я вытянул голову, пытаясь лучше разглядеть наставника, который возвышался на помосте, сооруженном из коробок из-под патронов. Лицо старца в полумраке было сложно рассмотреть, увидел я лишь седую жиденькую бороденку да острые, круто выпирающие скулы. В руках отец Марк сжимал костыль, сделанный как-то небрежно, наспех, с торчащими по всей длине пеньками сучков.

– Дети мои! – обратился ко всем присутствующим пастырь и воздел руки к небу. Голос его – крепкий, совсем не старческий, – звучал нараспев, обволакивая слух. – Обращаюсь к вам! В столь сложные времена, когда все в мире пошло шиворот-навыворот, когда по улице, не скрываясь от белого света, расхаживают бесовские отродья, нам нужно сплотиться, стать единым целым. Когда Иоанн Богослов пророчил Апокалипсис, никто не прислушался к его гласу. И что же? Наступил Конец Света. Человечество пало. И лишь жалкая часть осталась в живых как знак того, что всегда у Бога, даже в самый последний час, найдется крошка милосердия. Но что изменилось? – Отец Марк обвел всех тяжелым взглядом. Воцарилась гробовая тишина, и даже ветер, бьющий снаружи в стены, вдруг стих. – Ни-че-го! Как не слушали и не исполняли мы Его заветы, так и теперь плюем на всё, что должны считать святым. Был Чернобыль. Была Зона. Были миллионы загубленных жизней. Не это ли знак нам? Знак – открыть глаза. Знак – увидеть творящееся вокруг. И молить о прощении. Взгляните! Это говорил и говорю вам я! Взгляните вокруг! Вот оно – доказательство правоты моих слов! Перед вами! Но слепы мы оставались. Не увидели знамений. Наоборот, совсем другое узрели – миражи бесовские. На дьявольские богатства позарились! Кто первым сказал, что в Зоне есть богатства? Ну что ж, получите, что хотели. Была Зона, стала Падь – выжженная небесным огнем земля, мертвая, как и все, кто ходит по ней. До сих пор распространяются слухи, дескать, где-то да есть заветные Врата в Рай. Помилуйте! Какой рай может быть в аду?! Искушение – вот что это такое. Различными обещаниями и благами кормят вас слуги бесовы. Льют мед, да только горек он и отравлен. Не верьте их речам. Они все – от лукавого. Если будем мы молиться, если не поддадимся искушению, если слова мои для вас станут законом непрекословным, который вы будете выполнить без промедления, без раздумий, – тогда воздастся нам благодать, и обретем мы мир и счастье вознесения. Спасемся, братья мои и сестры, спасемся! Аминь!