Смертельное удовольствие - Владимир Колычев

– Давай! – толстощекий махнул в сторону шоссе.

– Слышала? Давай! – Его дружок втиснул свою пятерню между ног.

– Я так не могу! – Настя готова была кричать от охватившего ее ужаса.

– Она так не может, – сказал толстощекий.

Только тогда его дружок убрал руку. Но продолжал держать Настю за душу. И за шею.

Они выехали на шоссе, но вскоре толстощекий показал на дорогу, которая вела в заросли вдоль реки. Настя сначала свернула, только затем подумала. Похоже, она совершила непростительную ошибку. Время раннее, место безлюдное… А ведь она могла ослушаться. Достаточно было разогнать машину до сотни в час, на такой скорости водителя убивать нельзя.

– Давай сюда!

Толстощекий показал на грунтовую дорогу, которая спускалась к самой реке. Ивы и вербы застучали по кузову своими ветками, предупреждая Настю об опасности.

Она остановила машину возле самой воды, на маленькой полянке с большим кострищем посредине. Место для огня было огорожено крупными речными камнями и «украшено» мусором, бутылками, бумажными пакетами, пластиковыми ведрышками, в которых продают шашлык.

Сзади остановился сверкающий лаком «Гранд Чероки». Впрочем, ловушка и без того уже защелкнулась. Причем давно. Удавка сползла с шеи, Настя могла открыть дверь и убежать. Но куда? Поймают же.

– Купаться будешь? – спросил толстощекий.

Настя думала недолго.

– А можно?

Плаваньем она занималась не больше года, лавров на этом поприще не снискала, но кое-чему научилась. Вдруг ей удастся сбежать вплавь от своих похитителей.

– Мама разрешает, – кивнул толстощекий.

– Мама?!

Настя зависла в раздумье. А если это мама наняла бандитов, чтобы ее Вадим никогда не ушел к Насте? В это невозможно было поверить, но еще совсем недавно Насте и в голову бы не пришло, что мама может устроить ей бойкот. Вдруг ее материнский разум заснул и переродился в чудовище?

– Хочешь, к маме?

– Э-э… Хочу!..

– Она ждет тебя на том берегу, – сказал щекастый.

– И мне можно к ней?

– Можно. Раздевайся… Догола.

– Хорошо!

Настя торопливо вышла из машины. Парень с шарфиком еще только открывал дверь, а она уже сняла олимпийку.

Из «Чероки» вывалился верзила с кривым носом, Настя к этому моменту сняла спортивные брюки. А когда стянула футболку, перед ней, преграждая путь к воде, встал толстощекий. Настя скрестила руки на груди.

– Я же сказал – догола, – Толстощекий повел головой в сторону реки.

Настя кивнула, сняла трусики – в надежде, что ее пропустят к воде. Но Толстощекий и не думал сходить с пути. Сзади стоял парень с шарфиком, справа – машина, слева – кривоносый. Она зажата со всех сторон.

– А мама разрешает тебе раздеваться перед парнями? – спросил Толстощекий, с вожделением глядя на нее.

– Нет! – Настя схватила олимпийку, лежащую на сиденье, но ее вырвали прямо из ее руки.

– А почему ты маму не слушаешься? – спросил Толстощекий.

– Я больше не буду! – Настя умоляюще глянула на него.

Она все поняла, и больше никогда не останется наедине с Вадимом, и пусть мама об этом знает. Может, она смилуется над глупой дочерью и остановит этот кошмар.

– Чего ты не будешь? – Толстощекий хищно усмехался, глядя на нее, как зверь на попавшую в когти жертву.

Он собирался вонзить в нее свои зубы.

– Раздеваться не буду, – жалко пробормотала Настя.

– Раздеваться можно. Одеваться нельзя… Ты же не будешь одеваться?

– Нет.

Настя готова была соглашаться со всем, лишь бы ее только оставили в покое.

– Ты шлюха?

– Нет!

– Ты шлюха, – кивнул Толстощекий.

И, схватив ее за руку, сгреб в охапку.

– Давай в машину! – сказал он кому-то из своих дружков.

Он развернул Настю спиной к себе, толкнул в машину и заставил животом лечь на сиденье водительского кресла. А парень скуластый, с большими как у бабы губами, схватив ее за руки, потянул на себя.

Один тащил ее в салон, другой пристраивался сзади, придерживая ноги. У Насти просто не было никакой возможности сопротивляться. Зато Толстощекий мог делать с ней все, что угодно.

И он сделал. Причем так грубо, что Настя едва не потеряла сознание от боли. И унижения.

Боль притупилась, а кошмар усилился. Сначала ее терзал один, затем другой, а после третьего Настю отпустили. Она упала на траву под колеса машины, мечтая умереть и сгореть в пламени костра. Только огонь мог очистить ее тело.

И очень хорошо, если пепел развеют по ветру. Маме от ее тела не должно достаться ничего… Ну как же она могла так поступить с родной дочерью?

– Ну что, в воду? – спросил губастенький.

– Сама утонула? – хмыкнул Толстощекий.

– Ну.

– После того, как мы в нее напихали?

– Ну, после такого нормальная баба должна утопиться.

– И стать русалкой, – хмыкнул кривоносый.

Настя кивнула, соглашаясь на такую смерть. Станет русалкой, заманит маму в реку и жестоко ей отомстит. Но сначала передушит своих мучителей.

– Тут наглухо надо, чтобы не всплыла.

– Здесь мелко, найдут… В землю надо…

– А лопата?

– Такую попку и в землю?.. – спросил Толстощекий. – Нерентабельно. И неблагодарно… Да и вообще, зачем грех на душу брать?.. Колеса у нас есть?..

Настя догадалась, о каких колесах шла речь. Таблетки растолкли, смешали с водой, и заставили ее выпить этот раствор. Настя и хотела, чтобы это был смертельный яд, но вскоре поняла, что всего лишь засыпает…

Лесю можно было сравнить с нимфой – красивая, полуголая, в прозрачных одеяниях. Но нимфы живут в лесах, в морях, в горах, а у Леси своя среда обитания – публичный дом. Нимфа борделя.

Мартын качнул головой, глядя на полуобнаженную красотку, которая приближалась к нему плавно покачивающейся походкой. Не звучит.

– Что-то не так? – Леся смотрела ему в глаза, как в зеркала, в которых могли отражаться ее недостатки.

– «Нимфа борделя» – не звучит. – Он снова качнул головой.

– Я нимфа, – кивнула она, распахивая прозрачный балахон.

Белый пояс под ним без подвязок, такого же цвета чулки на силиконовой резинке, вместо трусиков – едва заметный нашлепник в форме фигового листка.

– Но не борделя… Я нимфа рая… – сказала она. – Можешь называть меня просто ангелом.