Последний шанс. Сможет ли Россия обойтись без революции - Алексей Кунгуров

Специалист-практик по бархатным революциям занимается лишь тем, что направляет в нужное русло хаотическое движение миллионов молекул, разрушая правящий режим. Хаос и брожение уже есть. Вопрос в том, кто конвертирует этот потенциал в цепь осмысленных действий. Очень часто мне говорят, что в РФ никакие «цветные» технологии не проканают, потому что режим все душит на корню, а при необходимости готов на решительное «мочилово». Вот именно в этой готовности к «мочилову» – его большая слабость. Как практик, могу уверенно заявить, что организовать аналог Кровавого воскресенья 1905 г. в Москве в тысячу раз проще, чем в какой-нибудь Бельгии. Думаю, не стоит объяснять, какой страшный удар по легитимности царской власти нанесло это кровопролитие. Вывод таков: чем более тоталитарным становится государство, чем более жесток правящий режим – тем более оно уязвимо перед «бархатными» технологиями. РФ – очень уязвима, сколь бы истошно нашисты на Селигере ни орали хором «Нет оранжизму!».

Первый пример «бархатной» революции в том виде, в каком мы их знаем, – это национал-социалистическая революция в Германии 1933 г. Как известно, в 1923 г. нацисты пытались учинить в Мюнхене вооруженный мятеж (так называемый «пивной путч»), надеясь спровоцировать общегерманское восстание. Однако нескольких залпов хватило, чтобы рассеять мятежников. Сидя в тюрьме, Гитлер кардинально пересматривает стратегию штурма власти. Отныне он становится сторонником законного прихода к политическому господству с соблюдением всех юридических формальностей. Но достигнуть этого можно, только сделав своими сторонниками большинство немцев, ибо только это позволит УДЕРЖАТЬ власть. Подчинить своему политическому влиянию народ – значит установить культурную гегемонию. Именно таким путем НСДАП и стала правящей (да к тому же и единственной) партией. Задачу облегчало то обстоятельство, что немецкая демократия предоставляла своим врагам ровно столько свобод, сколько было достаточно для уничтожения этой самой демократии.

Основной упор нацисты сделали не на прямое действие – наращивание вооруженной мощи и силовой захват власти, а на завоевание умов соотечественников, в первую очередь молодежи. «Вы говорите, что никогда не поддержите меня, – презрительно бросал Гитлер своим оппонентам из числа Веймарского истеблишмента, – но ваши дети уже со мной». Привлекал сторонников фюрер не столько с помощью прямых политических лозунгов, сколько опосредованно – через сеть спортивных клубов, ветеранских и военизированных организаций, литературные кружки, театральные и хоровые студии, профсоюзы и объединения по интересам (союз филателистов, автолюбителей, рыболовов и пр.). И успехи гитлеровцев в этом деле были обусловлены тем, что им удалось создать слой пассионарной, агрессивной национал-социалистической интеллигенции, проникшей на кафедры, церковные амвоны, театры, редакции газет и т. д.

Причем национал-социалистическая интеллигенция вовсе не была маргинальной по своему характеру, а включала в себя представителей интеллектуальной элиты. Много шума наделало в 1932 г. в Германии заявление группы из 91 профессоров с требованием объявить Гитлера рейхсканцлером. Громадное значение для утверждения революционной интеллигенции имеет авторитет науки. Доктрина научного расизма навязывалась обществу влиятельными учеными, а не пьяными штурмовиками, дубасящими в подворотне подвернувшегося под руку еврейского лавочника.

Особое место в нацистской культурной революции отводилось прессе. Национал-социалистическая печать издавалась не для челнов партии, а для широчайших обывательских масс. Там не было навязчивой рекламы теоретических трудов Гитлера, но зато даже самые маленькие житейские проблемы рядового обывателя рассматривались сквозь призму нацистской идеологии, причем изложено это было простым, ярким, образным народным языком. Важнее было не вовлечь 10 тысяч человек в ряды партии, а сделать 10 миллионов сторонниками тех идей, которые отстаивали нацисты. Пусть даже эти люди будут пассивными сторонниками НСДАП, пусть они не станут маршировать в коричневой форме, орать до исступления «Зиг хайль!» и ходить на драки с социал-демократами. Достаточно было добиться того, чтобы уставший от политики бюргер, покуривая сигаретку в ожидании трамвая, молча думал: «Как достали все эти политические проститутки! Пусть хоть даже коричневые будут у власти, лишь бы наступил порядок, лишь бы не было этого вечного страха потерять работу». Это означало, что у врагов Гитлера стало одним сторонником меньше. Если же бюргер начнет высказывать свои (точнее, внушенные ему) мысли вслух, то выходит, что у национал-социалистов стало одним пропагандистом больше, и этот добровольный и искренний пропагандист сделает поклонниками НСДАП еще нескольких колеблющихся.

Так пядь за пядью Гитлер завоевывал умы и сердца соотечественников. А потом бац – без всякой стрельбы и штурма рейхстага стал главой правительства. Его же бывшие противники сочли за честь предложить ему пост канцлера. Просто потому, что за Гитлером стояли не только тысячи головорезов СА, но и десятки миллионов поверивших в него немцев. А социал-демократы и коммунисты, которые не успели сбежать, имели, сидя на нарах, много времени, для того чтобы поразмышлять на тему «Как мы прохлопали ушами стремительный взлет из грязи в князи безвестного ефрейтора?».

Задним числом это объясняли тем, что Гитлера, дескать, взяли на содержание представители крупного монополистического капитала, что он коварно одурачил десятки миллионов немцев своей антисемитской человеконенавистнической и милитаристской пропагандой, что его вскормила англо-французская и американская буржуазия и т. д. Но обстоятельного ответа на вопрос советский агитпроп так и не дал.

Зато Грамши очень убедительно и подробно рассмотрел механику «ползучего» прихода к власти путем завоевания господства над общественным мнением – культурной гегемонии. Какое же влияние оказал теоретик Грамши на ход мировой истории? Увы, совсем не такое, как рассчитывал. Именно враги коммунизма взяли на вооружение его доктрину культурной революции и в течение 30 лет блестяще осуществили развал соцлагеря и его базу – Советский Союз. Причем такого оглушительного эффекта, да еще в столь сжатые сроки, даже сами антисоветчики, судя по всему, не ожидали…

Впрочем, вопрос о сущности и технологиях «бархатной революции» настолько обширен, что в одной главке его обсудить невозможно даже очень бегло. Поэтому то, что вы прочтете ниже, так или иначе связано с этой темой.

Это, если можно так выразиться, последний писк моды в деле совершения государственных переворотов. Его принципиальное отличие от всех остальных способов свержения власти – неощутимость, невидимость для населения страны и даже работников государственного аппарата. У власти могут остаться те же лица (президент, премьер-министр, генпрокурор), все так же депутаты парламента будут увлеченно дебатировать и порой бить друг другу морды, а реальные рычаги власти переходят к лицам, которые совсем не спешат себя афишировать. Причем сохранение видимости отсутствия изменений – это непременное условие виртуального перехвата власти.

Теневые правительства зачастую исполняют роль кукловодов для правительств публичных, номинальных. И когда один теневой клан пытается устранить от власти другой, он устраивает теневой переворот. Задача этой группировки не только устранить своих противников, но и остаться при этом за кадром. Для этого обычно и устраивается короткий спектакль, преследующий двоякую цель. Во-первых, он полностью парализует сознание толпы, затмевая все иные события, на которые люди обратили бы внимание в нормальной обстановке. Во-вторых, этот виртуальный удар направлен на подрыв культурной гегемонии правящей теневой верхушки, на перехват рычагов влияния на массовое сознание.