Танцующие медведи. Опыт обретения свободы - Витольд Шабловский

3

Самый громкий скандал между городом и парком разразился, однако, в самом начале. Тогдашний директор хотел, чтобы как можно больше жителей приехали посмотреть на своих новых соседей.

Появились специальные машины, на которых все желающие могли приехать в парк и поглядеть на мишек. В парке все устроено прозрачно, поэтому посетителям можно заходить в любое место: и на смотровую башню, и в маленькое кафе, и в магазинчик, и, наконец, в медвежью кладовую.

На дворе была весна, а поскольку рацион медведей максимально приближен к природному, то в кладовой стояло несколько ящиков клубники.

– И началось, – вспоминает один из сотрудников. – Никого не интересовало, чем мы занимаемся. Сколько медведей нам удалось спасти. Насколько это важно и для города Белица, о котором благодаря нам узнали во всем мире, и для медведей, которых мы спасли от варварского обращения. Нет. Тема была только одна: медведи жрут клубнику.

“Наши дети не едят клубнику, потому что у нас на это нет денег, – говорили люди. – А они там медведям целые ящики скармливают”.

Никто не удосужился посчитать, что если там стоит пять ящиков, то на одного медведя приходится всего полкило клубники. Никто не заметил, что медведю нужно есть клубнику, потому что раз уж мы создаем им видимость свободы, то должны делать это и при помощи рациона. Я беседую с людьми и думаю, а понимают ли они вообще концепцию нашего парка, смысл этих невероятных перемен. Однажды какой-то тип меня спросил: “Скажите, а почему ваш парк называется «парк танцующих медведей», если они вообще не танцуют?” Прямо руки опускаются, когда такое слышишь!

4

– По официальной версии, в окружающих парк горах водится около пятисот диких медведей, – говорит директор Иванов. – Мы долго думали, как это может сказаться на наших подопечных: дикие медведи вокруг и они, застрявшие где-то между свободой и неволей. Давайте выйдем на террасу, взгляните-ка. Перед нами горы Пирин. В прошлом году вон на том склоне мы видели медведицу с двумя медвежатами. Слева от нас горный массив Рила. Здесь мы часто видим одинокого самца; судя по всему, это его территория. Справа тоже иногда приходит самец. Можно предположить, что если на их территории вдруг появляются почти тридцать медведей, это естественным образом должно их заинтересовать. Они должны как-то отреагировать, правда?

Мы пытались угадать, как они будут взаимодействовать. Привлекут ли наши самки внимание самцов с воли? Не станут ли они как-то объединяться в пары поверх нашего забора? Не попытаются ли сбежать?

Было нечто захватывающее в подобных размышлениях. С одной стороны, это, конечно, может поставить крест на наших планах. Но с другой стороны – мы никогда не сумеем научить наших медведей жизни на свободе. А дикие медведи, возможно, сумеют.

Однако вскоре выяснилось, что дикие медведи к нашим вообще не подходят. Даже не приближаются к забору. Игнорируют их. Может, все дело в запахе? Может, невольники иначе пахнут?

Может, дикие чувствуют, что здесь нечего искать, ведь самки кастрированы, а самцы тоже какие-то странные?

А может, здесь просто слишком много людей и ни один нормальный медведь не станет приближаться, даже если учует запах самки? Нормальный медведь – дикий, сильный, уверенный в себе, независимый. Возможно, он чувствует, что наши не такие. И что с ними не стоит продолжать род.

5

К сожалению, это печальный, но верный вывод: то место, где живут наши медведи, создает лишь видимость свободы. Это не наш выбор, потому что мы гораздо охотнее подержали бы их тут год-другой, потом выпустили в лес, а дальше уж как-нибудь сами. Но тому, кто большую часть жизни был рабом, никогда не совладать со свободой.

У людей бывает похоже, не считаете?

Я не сомневаюсь, что если убрать наш электрический забор и выпустить медведей на волю, они не протянут и года. Либо замерзнут, потому что не смогут найти подходящее место для спячки. Либо их убьет первый же самец, на чью территорию они вторгнутся. Либо они начнут искать еду на помойках, и кто-нибудь их пристрелит.

В Румынии у “Четырех лап” есть центр для медвежат-сирот. Охотники застрелили мать, кто-то находит медвежонка, он проводит в центре два года, а потом его выпускают на свободу.

Увы, результаты ничтожные. Ни один из медвежат не дожил до пяти лет. В природе молодняк тоже часто гибнет; порой их убивают старые самцы, чтобы избавиться от соперника, прежде чем тот подрастет. Для других хищников молодой медведь тоже может быть лакомым куском.

Но в природе их гибнет процентов тридцать-сорок, а из этого парка в Румынии гибнут все.

Люди – тема для отдельного разговора. Еще несколько лет назад при виде медведя никто в Болгарии в обморок не падал. В горах Рила их больше пятисот, и это нормально, что время от времени кто-то видит медведей.

Но с тех пор, как мы взяли курс на Запад, люди все хуже и хуже реагируют на контакт с природой. Несколько лет назад погиб человек: его убил медведь. Сразу же поднялся шум, что медведей стало слишком много и их надо отстреливать. Я был в бешенстве. Один телеканал попросил меня прокомментировать ситуацию, и я сказал, что когда кто-то тонет в реке, никто потом не предлагает осушать реки. Если живешь рядом с природой, иногда приходится за это платить. А многие западные страны немало бы дали, чтобы поменяться с нами местами, потому что они – немцы, австрийцы – свою природу уже полностью уничтожили.

6

О подходе немцев многое говорит случай, произошедший несколько лет назад. Тогда там впервые за многие годы появился дикий медведь. Он пришел из Италии. В СМИ поднялась паника: он дикий, он начнет убивать скот, а потом людей.

Через несколько дней его застрелили, хотя он никому не угрожал. Боюсь, что через несколько лет и здесь будет то же самое.

7

Вернемся к нашим медведям. Это у них – беззубых, с катарактой и эмоциональными проблемами – нет на свободе ни малейшего шанса. В первую очередь потому, что им не хватает медвежьей школы, которую обычно своему потомству обеспечивает мать.

В природе медвежонок проводит с ней первые годы жизни. Мать всему его научит. Ученые на Аляске сняли на камеру настоящие медвежьи уроки, во время которых матери ведут своих детенышей на реку и показывают им, как складывать лапы, чтобы ловить рыбу.

А чему наши медведицы могли бы научить свое потомство? Разве тому, что если едет машина, значит, будет жрачка. Или тому, что если сам не сможешь выкопать яму для спячки, то приедет мужик с волосами на лице и сколотит тебе будку из досок.

Увы, у наших медведей не просто запах, но и ментальность рабов. Двадцать, тридцать лет их приучали к тому, что кто-то за них думает, обеспечивает им занятие, говорит, что им делать, что есть и где спать. Идеальной такую жизнь для медведя не назовешь, но другой они не знали.

Поэтому мы решили всех наших медведей кастрировать. Нам грустно на них смотреть, потому что каждую весну они предаются любви, а потом ждут медвежат. И удивляются и злятся, когда потомство так и не появляется.