Закрытый клуб - Дэнни Тоби

Я встал и повернулся к жюри присяжных.

Откашлялся, прочищая горло. Пролетевшая муха нарушила бы мертвую тишину зала. Я чувствовал тысячи взглядов, устремленных на меня.

Жюри составляли из студентов второго и третьего курсов. Выбор падал на них случайно. Этих студентов я встречал в коридорах, но ни с кем из них не был знаком.

Я медленно заговорил:

— С разрешения высокого суда, я начну. Уважаемая защита, леди и джентльмены, доброе утро. Мы намерены доказать, что двадцать второго сентября прошлого года между ответчиком и человеком по имени Рассел Коннор возникли разногласия делового характера, в результате которых произошел спор. Ответчик поехал домой, достал из сейфа пистолет калибра девять миллиметров, вернулся в свой офис, направил пистолет на Рассела Коннора и хладнокровно убил его, выстрелив три раза. Безоружный Рассел Коннор сидел за своим письменным столом. Он умер на месте. У Рассела Коннора остались жена и четверо детей.

Я сделал паузу, чтобы слушатели осмыслили этот факт.

— Леди и джентльмены, таковы факты этого трагического события. Это случай хладнокровного убийства, простой и ясный. Прошу вас помнить, что это дело и Дженнифер Коннор, которая больше не увидит своего мужа. Это дело и Стейси, Маркуса, Ноя и Блейка, которые никогда не увидят своего отца. Каким бы сложным ни показалось дело, разбираемое здесь, если вы не забудете о жене и детях Рассела Коннора, в конце концов здравый смысл восторжествует и мы поможем вдове и сиротам Рассела Коннора добиться того, чего они заслуживают, — справедливости. — Я втянул воздух и кивнул: — Спасибо.

Вернувшись к своему столу, я сел. Дафна что-то настрочила в своем блокноте и подсунула мне. «Сильно», — прочел я.

Через несколько секунд перед жюри присяжных предстал Найджел. Он приподнял руку, как дирижер за мгновение до начала симфонии, и в зале наступила тишина.

— Представьте, — мягко начал он, и в зале зазвучал четкий британский акцент, — представьте, что вы можете сесть в тюрьму до конца жизни.

Найджел был в костюме-тройке, и золотая цепочка от часов спускалась в карман жилета. Он вызывал симпатию и безотчетное доверие, держался уверенно и свободно — ни тени беспомощности и отчаяния, которые я видел ночью. Сколько же людей, имеющих безупречный фасад, таят в себе хаос и полубезумную неустойчивость?

— Представьте, что все указывает на вашу виновность. Каждый факт. Все показания свидетелей. У вас ни единого шанса. — Найджел присел на краешек стола и вздохнул. — А теперь представьте, что вы не совершали преступления. — Он обвел взглядом каждого члена жюри. — Какой бессильный гнев охватил бы вас тогда? Справедливо ли это? — Найджел сделал паузу, и внезапно его голос смягчился. — Конечно же, нет. Все просто: мы не наказываем людей за то, чего они не совершали.

Затем он посмотрел мне в глаза, и его лицо выразило глубокое отвращение.

— Между тем именно этого от вас потребует обвинение. Вас будут убеждать, чтобы вы отправили за решетку хорошего человека за деяние, которого он не совершал.

Найджел встал и посмотрел на своего клиента. Тот улыбался.

— Свидетель за свидетелем будут рассказывать вам, что Арнольд Рейд добрейший и порядочнейший человек. Нежный муж, хороший отец, никогда не повышающий голоса, владелец небольшого бизнеса, человек, мечтавший вернуться в программу MBA. Но сперва ему предстояло кое-что сделать. Он оставил обеспеченную жизнь, решив послужить с во-ей стране в годину войны. Через два месяца Арнольд Рейд попал в Ирак рядовым пехоты. Его не призывали на войну, он отправился туда не за деньгами или стипендией. Сделав сознательный выбор, он пошел воевать за свою страну. Таков тот, кого подозревают в убийстве. А затем случилось несчастье. — Найджел положил руки на барьер, за которым сидели присяжные, и подался к ним. — Однажды на обочине дороги в Багдад Арнольд опустился на колени, чтобы заменить колесо, и — бам! — Найджел ударил ладонями по барьеру, отчего присяжные вздрогнули, — в двадцати футах от него взорвалась ракета. Арнольда переводили из больницы в больницу. Врачи боролись за его жизнь. И он выдержал. Выжил. Получил почетную отставку и поехал домой к жене и детям. Но война не прошла для него без последствий. В голове у Арнольда осталась полоска металла, изогнутый осколок фугасной ракеты, который нельзя извлечь. Такую цену он заплатил за преданность своей стране. И все для него изменилось. Арнольда мучили постоянные головные боли. Он не мог ясно мыслить, не мог сосредоточиться на работе. Арнольд стал раздражительным, импульсивным. Он уже не был прежним. И все из-за осколка, пробившего ему череп, когда он служил своей стране.

В голосе Найджела слышался праведный гнев. Его глаза расширились и смотрели гневно, в них блестели сдерживаемые слезы сочувствия. Он устремил на нас укоряющий перст:

— И когда человек по имени Рассел Коннор попытался обмануть Арнольда, воспользоваться его увечьем и украсть его бизнес, случилось непредсказуемое. Этот металлический осколок, этот инородный предмет вобрал в себя электрические разряды в мозгу Арнольда Рейда и послал их туда, куда им не следовало попадать ни при каких условиях. Так тело подчинилось приказу мозга, и был совершен поступок, который этот мягкий человек не совершал ни разу за свои сорок лет. Преступление Арнольда Рейда состоит в том, что у него в голове застрял металлический осколок — результат ранения, полученного, когда он защищал свою страну.

Найджел впился в жюри страстным взглядом:

— Я прошу вас употребить власть, данную вам, для сочувствия и спросить себя: что, если бы этот осколок пробил вашу голову? Что, если бы ваши ценные идеи вдруг попытались украсть? Совершили бы мы справедливое дело, оторвав вас от семьи и отправив в тюрьму до конца жизни?

Найджел снова присел на краешек стола с утомленным видом и печально улыбнулся:

— Сейчас у вас есть власть. И я молю вас — молю каждого из вас — употребить ее милосердно и мудро.

Он сел и вытер лоб носовым платком.

В законе четко прописано: если вы в состоянии отличить хорошее от плохого, если вы не спите и действуете сознательно, значит, отвечаете за свои поступки. И никого не волнует, каковы вы по природе: злобны или импульсивны. Так почему же должно влиять то, что вы родились белым и пушистым, а затем вас изменил осколок бомбы?

Как на любом хорошо инсценированном процессе, мы оказались на грани пространного обсуждения расплывчатых понятий: обладаем ли мы интеллектом, способным сделать выбор, и свободой воли, или у нас только мозг, состоящий из клеток и электрических импульсов, пуляющих, как шарики в пинболе, и есть лишь иллюзия свободы воли?

Одним махом Найджел отмел сотни лет уголовной практики и вопросил, вправе ли мы наказывать этого человека. Он говорил как шекспировский актер, хотя его клиент даже не был настоящим. Увидев, как одна из присяжных промокнула глаза платочком, я понял, что ситуация становится серьезной.

Достанься Дафне только красота или только ум, она была бы великолепна, но сочетание этих двух даров судьбы казалось невозможным, статистически невероятным, почти мистическим. Пока она находилась в зале суда, оттуда словно откачали воздух. Перед жюри Дафна держалась мягче, чем обычно, кроме того краткого момента в конце обеда у Найджела, когда она распустила волосы и сняла контактные линзы. Сейчас Дафна снова стала мягкой и милой — с такой хочется сидеть в обнимку у камина в пижамах и читать книгу.