Ты, главное, пиши о любви - Юлия Говорова

У нас уже тут знаменитая шутка: «в лес со своим лосем».

10 ноября

Москва

Марина – Юле

Читаю «Моби Дика», Юлька, и поражаюсь, что ж это за текст, кто такой Герман Мелвилл, и откуда такой дьявольский талант? По одной главе – чуть ли не вслух проговаривая каждую фразу. Еще поэт Еременко в нашу единственную встречу воскликнул:

– Что? Ты не читала «Белого кита»? Мою любимую книгу?!

И вдруг ко мне приплыл этот «Белый кит».

Летом очень медленно читала Юрия Домбровского «Хранитель древностей». И тоже поражалась, какой у него сильный свежий стиль, как ветер. И какая трагическая судьба.

Юль, мы сейчас пойдем в Царицыно за медом. Там есть ларек медовый. Я все разведаю, а потом, если ты приедешь, сходим вместе. Теперь я фанат одуванчикового меда, после твоих одуванчиков. Есть ли у них такой?

28 ноября

Бугрово

Юля – Марине

Моя дорогая Марина!

Примите от меня маленький подарок – из монолога столетней тети Саши:

«Вот когда Пушкин прошел, потом тройки прошли. Сперва тройки прошли, конница проехала, на велосипедах, пешо… – тада мы пошли гулять. Вот как».

А это разговоры у печки поздней осенью: «Лося встретила. Кричу ему во весь рот: «Ах, ты мой зайченька, мой волченька!», а он стоит, такой генерал…»

И тишина, и огонь до следующего собеседника – Таси, по прозвищу Заяц. Из темноты, когда сидим у горящей печки, она скажет: «А я за грибами на коне езжу, наберу телегу и домой…» (а в чугуне, Марин, молодая картошка варится, компот из черноплодной рябины рот вяжет, и ни на каких-нибудь, а именно на суровых нитках у печки сушатся вязанки лука и грибы).

Тут Аля про грибы добавит: «Принесла ведро и карман…».

6 декабря

Красноярск – Москва

Марина – Юле

Юлька! Чуть Богу душу не отдала в Красноярске, уж и не чаяла вернуться. То ли на земле, то ли в небесах – подхватила какую-то заразу. Ночь не спавши, без лекарств, без медпункта в гостинице, температура сорок, озноб, я катастрофически засыпаю, и, похоже, вечным сном – никаких таких знакомых, чтоб сгонять в аптеку. (Не Люсю же Петрушевскую, не Люсю Улицкую…)

Хорошо, выступления были в здании гостиницы. А что? Встал с постели, нарумянил щеки – как моя Люся говорила: «Главное, Мариночка, нарумянить щеки, тогда всем кажется, что ты веселый, потому что грустных румяных не бывает!»

Перед отъездом ходила к Яше Акиму, сидела с ним рядышком, и он смотрел на меня вселенским взглядом.

Гуляли с Седовым в Ботаническом саду. У нас есть знакомые канадские клены – малиновые осенью. Пришли – глядим, все листья облетели, а на самой тонкой и высокой ветке, специально для нас, еще держатся несколько огненных листочков…

10 декабря

Бугрово

Юля – Марине

Вам надо есть, Марин, огуречную траву. Алексей мне рассказывал про древних римлян, в военных походах они постоянно жевали салаты из огуречной травы и повсюду эту траву выращивали. «Сад без огуречной травы – сердце без мужества» – вот как они говорили.

Алексей и сам эту траву культивирует. Везде. Ее полно в огороде. Все лето меня ей подкармливал (или, скорее, прикармливал). Она немного колючая, в цветочках.

Такой вот у нас тут неприхотливый римлянин.

Зато и характер боевой. Как говорит тетя Маша, «пароходистый».

12 декабря

Москва

Марина – Юле

Тащи сюда свою огуречную траву. Я как раз собираюсь с силами: давно готовлюсь пешком исходить Тайланд, Лаос и по возможности Камбоджу. И вот, посреди зимы, разжившись гонораром за «Роман с Луной» и «Гения…», за «Тропою птиц», за «Люблю тебя восемь дней в неделю», короче, за все про все, – решилась. Еду на полтора месяца – с Колей Шаровым – орнитологом, герпетологом и насекомоведом. Мой старый напарник по турпоходам – зовет и манит меня. Шар норовит забуриться в сердце джунглей в блаженную пору муссонных дождей, «когда все гады повыползут».

18 декабря

Москва

Марина – Юле

Купи в писчебумажном карту мира – следи за моим путем: Москва – Астана – Бангкок – оттуда в Национальный парк Као Яй (что в переводе Большая гора), на две недели засядем в кустах – сторожить и фотографировать редких заморских птиц.

Далее прямиком в Лаос, горы, ущелья и пещеры, храм Хо Пха Кэо, холм Пу Си в Луанг Прабанге на восходе или закате, где в небольшой пагоде хранится отпечаток ступни Будды… Ступим на живую и теплую землю Камбоджи, выйдем к морю, встретимся с дельфинами, попробуем наладить с ними контакт.

Буду писать тебе с дороги.

19 декабря

Бугрово

Юля – Марине

Марина, я очень волнуюсь за вас.

Что за наполеоновские планы при вашем хилом здоровье?

20 декабря

Бугрово Юля – Марине

Sms: Фонарик!!!

Когда будете

ночью

ходить на

улицу в туалет

чтобы распугивать

«гадов»

26 декабря

Бугрово

Юля – Марине

Sms: Ресницы у

лошадей! Топлю

печку яблонями

и сливой

29 декабря

Бугрово

Юля – Марине

Мы продавали сувениры в Тригорском, я и Марик. Я приезжала на велосипеде в телогрейке, потому что уже было холодно, октябрь-ноябрь, Марик меня встречал, мы поднимались на холм Тригорского, устраивались сидеть на жердях (забор в Тригорском был не штакетник, а толстые такие перекладины – слеги). К нам подходили не занятые в музее экскурсоводы, подсаживались. За день нас набиралось человек семь. Ничего у нас не покупали, и мы только глядели вдаль и слушали, как падают и падают желуди на крышу кассы.

30 декабря. Вечер

Юля – Марине

Что-то вспомнилось, как перед 200-летием дом Пушкина в Михайловском разобрали. На реставрацию. Стоял дом, стоял – и нет его. Остались только ямы, ямы, лужи и Сороть. И мелкий дождь.

За свою историю он уже не первый раз исчезал, но для меня печаль, Марин, заключалась в том, что исчезнувший дом был домом, который помнил и любил Семёна Гейченко. Как тот говорил: «Взгляните в это окно! У этого окна любил сидеть Пушкин!» Об этом доме писал Довлатов. Дом помнил шаги Паустовского, Шкловского, Лакшина, Тарковского, Эйхенбаума, Олега Даля.