Стезя. Жизненные перипетии - Глеб Тригорин

– Ну и что с этого. У меня здесь не приют для нищих и убогих. Сейчас пойдут клиенты, а он будет сидеть у всех на виду. Так всех приличных людей распугает.

– Видишь человеку плохо. Налей ему хоть кофе, пусть согреется.

– А кто платить будет? – опуская незнакомца, спросил кабатчик.

– Я заплачу, я.

С укоризной глянув на женщину, он ушёл за очередной порцией. Русский, не в силах стоять на ногах, сразу опустился на ближайший стул. Подойдя к нему, Элен похлопала его по плечу:

– Просыпайтесь, просыпайтесь! Здесь спать нельзя! Вам надо в больницу, понимаете, в больницу! У вас жар. Это не хорошо, может лихорадка. Пойдёмте туда, за мой столик, там тепло, и свет поярче. Вставайте, выпейте горячего кофе, вам станет легче.

Мужчина, с трудом подняв голову, горящими глазами посмотрел на неё:

– Простите, но у меня нет денег, чтобы заплатить за кофе, – с жалостью глянув на женщину с сильным акцентом, по-французски промолвил больной.

– Я заплачу за вас, не беспокойтесь. Вставайте, ну же.

Человек, опираясь на спинку стула, с трудом встал. Покачиваясь, медленно пошёл за Элен. Подойдя к столику, грузно опустился на стул. Марк принёс кофе и поставил перед ним. Элен села напротив. Взяв чашечку обеими руками, незнакомец поднёс её к губам. Раздался стук. Зубы стучали о край чашки. С трудом отпив глоток, он опустил бокал на стол. Горячий напиток слегка приободрил его. Лицо покраснело, в глазах появился живой блеск. Озноб прошёл, и он с жадностью стал глотать, обжигаясь и захлёбываясь. Выпив кофе, незнакомец с благодарностью посмотрел на женщину:

– Мерси, мадам. Я уже несколько дней ничего не ел. Я совсем ослаб. Но найти какую-нибудь работу здесь просто невозможно.

Элен внимательно разглядывала его:

– Вы кто – русский?

– Да.

– А как вы оказались в Париже?

– Как я оказался в Париже? Это долгая история. Её мне придётся рассказывать ни один час. Сейчас в Париже много русских. А в России революция, гражданская война, разруха. Все кто смог убежали от этого кошмара.

– Но почему все ваши бегут именно в Париж, во Францию? На свете есть и другие страны, почему бы вам не податься туда? – недовольно заметил Марк.

Русский замолчал, не зная, что ответить. Элен тихо спросила:

– А как вас звать и кем вы были там, у себя, в России?

Мужчина, на минуту задумавшись, негромко заговорил:

– Зубов Николай. Я был простым чиновником, но я написал романс, знаменитый романс.

– И о чём же этот романс?

– О любви.

– Вы что любили?

– Да.

– Кого?

– Певицу. Знаменитую певицу.

– А любила ли она вас?

Мужчина замолк и опустил голову. Прошло некоторое время, и он взволнованно заговорил:

– Нет. Она никогда не любила меня. А я как сумасшедший надеялся, ждал. Но всё напрасно. Всю жизнь я ждал её. Но она предпочла другого, молодого, красивого, военного. Я написал ей романс, который покорил сердца миллионов, но она осталась глуха к моим мольбам. Она разбила мне сердце, навсегда, на всю жизнь.

Элен смотрела на него, и ей казалось, что он сумасшедший, что он просто бредит наяву. Этот жалкий обездоленный человек, которого злой рок закинул на чужбину и бросил на произвол судьбы, ещё мечтал о любви. Это бред, паранойя. По всем признакам было видно, что он болен, болен душевной болезнью.

Через час его увезли в больницу, где он пролежал около месяца. Потом он умер. Перед смертью он подробно рассказал Элен свою историю, а самое главное историю своей любви, которая легла в основу знаменитого произведения, по праву ставшего украшением русского романса.

В парке никого не было. Пасмурный осенний день не располагал для прогулок, а тем более экскурсии в зверинец. Зубов стоял перед вольером и внимательно следил за зверем. Обхватив огромными передними лапами здоровенную кость, лев неуклюже обгладывал остатки мяса сохранившиеся кое-где на ней. Рядом, около железной решётки лежала ещё одна костомаха, почти не тронутая хищником. Зубов как заворожённый не сводил с неё глаз. Он уже три дня ничего не ел. Кость, большая бедренная коровья кость лежала перед ним и, стоило протянуть руку, и она твоя. На мгновение сознание Зубова помутилось. От перенапряжения в глазах потемнело, и голова закружилась. Мясо совсем рядом – просунь руку и оно твоё. Но отдаст ли монстр с мохнатой головой свой кусок? Этот – не риторический вопрос – мучил его уже давно.

Вокруг никого не было, и аллея с вольерами была пустынна. «Сейчас или никогда!» – мелькнуло в голове Зубова. Глянув по сторонам, он перекрестился и, перемахнув через ограду, оказался у клетки. Зверь, подозрительно глянув на него, чуть слышно зарычал. Была дорога каждая секунда. Прильнув к железным прутьям, Зубов впился глазами в огромную голову льва. Его желтые холодные глаза застыли, не мигая, рассматривая странного человека, пытающего забрать его добычу. Пронзительный расчётливый взгляд хищника следил за каждым движением врага. Зубов решил загипнотизировать зверя. Пристально глядя прямо в глаза хищнику, он медленно потянулся рукой к заветному куску. Вот только тридцать сантиметров отделяет его от долгожданной цели. Двадцать пять, двадцать, десять, пять и… Встрепенувшись, зверь одним молниеносным движением оказался у решётки и громко зарычал. Всё произошло в какие-то доли секунды. Зубов стоял ошеломлённый, машинально потирая правую руку. Как он её выдернул из клетки, он вспомнить не мог. Его не покидало ощущение, что лев, схватив его за руку, оторвал по самый локоть. Ниже локтя, она совсем онемела. Вдруг сзади раздались громкие хлопки, и уверенный мужской голос заговорил по-русски:

– Браво! Брависсимо, мой друг! Похвально! Вы зря загубили свой талант, любезнейший. При определённых обстоятельствах вам рукоплескали бы народы всей Европы.

Вздрогнув, Зубов повернулся. Перед ним стоял благообразный господин с пышными закрученными вверх усами. Прекрасный пиджак в клетку, тёмный котелок и дорогая трость инкрустированная серебром и драгоценными камнями сразу выдавали в нём человека со средствами. Глядя тёмными игривыми глазами на Зубова, он ощупывал его, стараясь проникнуть в самые потайные недоступные места его подсознания. Николай молчал, застигнутый врасплох. Сняв лайковую перчатку, незнакомец вежливо протянул руку:

– Клеопатров Роман Алексеевич, действительный статский советник.

– Зубов. Николай Владимирович бывший коллежский секретарь.

Продолжая ощупывать Зубова глазами, он улыбнулся:

– Удивляетесь, почему с вами заговорил по-русски. Так на вас, милейший, шапка горит. Нашего брата русака, да ещё чиновника чую за версту. Но мясцо проклятый выжига вам всё-таки не дал. Но меня мучит один вопрос: что бы вы сделали с этой костью? Опять бросили в вольер? Или у вас были припасены другие варианты?