Пожизненно. Цитадель в огне - Юрий Валин

— Я никого не вижу, — прошептал Костяк. — И эта стена, и башня Цитадели как вымерли. Не в кого стрелять, госпожа Эле.

— Мы не торопимся, — успокоила бывшая Перчатка. — Засада — дело не только скучное, но и долгое. Я месяц здесь просижу, но подстерегу. Иди, парень, отдохни. У тебя глаза устали.

— Я не устал, я еще могу.

— Костя, — голос Эле звучал почти ласково, — ворами будешь командовать. Здесь, в башне, я старшая. Сами напросились. Иди и отдыхай.

Лохматый молча отошел от бойницы, и Эле заняла его место. Костяк посмотрел на ее спину в чересчур обтягивающей рубахе, на лук в расслабленно опущенной руке, неуверенно глянул на Дашу. Девушка подвинулась, давая место сесть, достала из мешка большую флягу в кожаном, отделанном серебром чехле. Костяк глотнул, чуть слышно прошептал:

— Роскошь. Тут что-то повкуснее воды раньше было.

— Вы еще в голос поорите, — немедленно одернула парня Эле.

Костяк ухмыльнулся подруге и очень осторожно закупорил флягу.

Время остановилось. Даша сидела, прислонившись спиной к бочке с камнями. Лохматая голова парня лежала у нее на коленях. Костяк спал тихо, спокойно, лишь иногда у него чуть подергивались губы. Даша первый раз разглядела, что на щеках парня появляется пушок. Почему-то почти бесцветный. Сквозь щели в кровле башни падали узкие лучики, и щека воришки чуть золотилась. Будет у него когда-нибудь большая кудлатая борода? Даша вынула щепку, застрявшую в спутанных вихрах друга. Надо же, будет бородатый возлюбленный. Буйно заросший волосищами мужик-любовник. С ума сойти.

Странная какая жизнь. Даша улыбалась. Вот проснется, нужно будет прямо спросить… сколько ему лет? Хотя он, наверное, толком и не знает. Впрочем, какая разница.

Было тихо, тепло. Плыли в солнечных лучах пылинки. Случайная муха оглушительно громко прожужжала сквозь башню. Спал Костя, спал мир за стенами. Наверное, спала, прислонившись плечом к стене у бойницы, Эле.

Дага ему наверняка живот давит. Даша уже пыталась поправить оружие, но лохматый, не просыпаясь, отвел руку. Интересно, засыпает он когда-нибудь по-настоящему? Криминал деловой-серьезный.

— Что ты улыбаешься? — прошептала, не оборачиваясь, Эле. — Иди-ка сюда, только осторожненько. Хватит бездельничать.

Даша подсунула под голову лохматому колчан со стрелами и, обходя пыльные связки дротиков, подошла к бойнице.

— Значит, так, садись и слушай, — Эле шептала одними губами. — Когда смотришь-наблюдаешь — никогда не выставляй лоб посреди бойницы. То же самое, когда на бугре сидишь или в кустах. Голова должна быть частью корня, камня, ствола древесного или мертвяка уже дохлого. Иначе будешь выглядеть прыщом на голой заднице. Если именно про тебя, то будешь прыщиком с парой таких дивных глазок, что только слепая землеройка их не заметит. Запомнила? Когда наблюдаешь, резких движений не делай…

Даша слушала, потом хозяйка позволила девушке выглянуть. Стену замка и стену Цитадели разделяло шагов тридцать. Лишь в этом месте высокие стены Цитадели позволяли заглянуть за себя: десяток шагов открытой галереи, дверь одной из башен, квадрат черепичной крыши, две закопченные трубы. Цитадель казалась вымершей, лишь по зубцам стены неторопливо прогуливалась пестрая горлица. Внизу, между стенами, тянулся проход: протоптанная в траве тропинка, крыши каких-то на вид совершенно заброшенных сараев, примыкающих к внутренней части стены.

— Пусто, — Даша старалась шевелить губами так же беззвучно.

— Думаешь, сто лет здесь просидеть можно? — красивый рот Эле дрогнул в подобии улыбки. — Может, и так. Теперь сядь, закрой глаза и забудь, что видела.

Даша покорно опустилась на корточки, зажмурилась.

— Теперь угадай, — шепнула хозяйка. — Как у нас на улице? Главное — не думай.

Совсем глупо. Что можно угадать, когда прямо перед лицом толстенная каменная стена? Ладно, выгоним из головы все, что запомнилось, расслабимся…

Мешала горлица. Пестрое пятнышко настойчиво топталось перед зажмуренными глазами. Еще что-то… Кто-то…

Палец почему-то ткнулся в стену.

— Молодец, — шепнула Эле. — В правой от нас башне, так? Он еще до нас сюда пришел. По-моему, ни разу и не шевельнулся. Только он нас заметить все равно не может. А ты у меня молодец. Только так глубоко уплывать не нужно. Ты чуть лбом в стену не бухнулась.

— Это как в транс войти, — прошептала Даша.

— По-разному называют. У нас называлось — «угадать». Магии здесь капля, и что чудно — только женщины могут. Вот твой лохматый, на что внимательный, а не чувствует.

— Он… — Даша смущенно пригладила волосы. — Я, наверное, за него замуж выйду.

— Уломал, значит?

— Уж не знаю, — Даша вздохнула. — Он каким-то совсем-совсем моим стал. Неуютно без него. Это любовь или не любовь?

— Про любовь в сказках врут, и то всегда по-разному. Тут я тебе не советчица. Хочется, чтобы и доверять мужику, и в постели чтобы вкусно было, и чтобы детей он любил. И чтобы весело. У меня так ни разу не получалось. Тот, кому доверяла, кинул, как овцу запаршивевшую. Тот, с кем по блуду шалила, жить позволил остаться, но потом ни разу не пришел. Где здесь понять? Ты вот угадать попробуй.

— Уже попробовала.

— Ну и ладно. Сейчас нам бы смуту пережить. Что я вас сюда притащила? Вам бы серебро припрятывать да о свадьбе думать, а вы здесь задницами рискуете. Сглупила я.

— Мы здесь правильно сидим. Мне твоя сломанная рука обидна. Да и Перчаток твоих очень жалко. Они же тебе родные были. А без родных плохо, мы здесь все это знаем. Эле, ты, пожалуйста, с нами всегда оставайся. Я знаю, лохматый тебя тоже очень уважает.

— Тьфу! Ты о чем сейчас думаешь? Иди посмотри, что там в городе, и пожуем что-нибудь. Скорее всего, нам до вечера здесь шептаться.

Даша поразглядывала город. Большая часть Западного утла была видна как на ладони. Теоретически и родную хибарку можно разглядеть. Мирно течет широкая Она. Правда, ни одной торговой барки на реке не видно. Торчат несколько рыбачьих лодок. Еще одна выбирается из устья Земляного канала. До башни долетали даже далекие голоса гребцов. Как будто в Каннуте ничего особенного и не случилось.

— Что ты удивляешься? — Эле улыбалась. — Людям жить нужно. Что нашим оборванцам до лордов чужих да пиратов каких-то? Тем более сейчас рыночную и канальную пошлину брать некому. Из городской стражи и смотрителей, если кто и не сбежал, тот дома сидит, нос не высовывает.

— Так если настоящая война — всем достанется, — прошептала Даша. Она сидела у ног так и не отошедшей от бойницы Эле. — Если война — в городе, может, и живых людей не останется.

— Ладно тебе, — снисходительно хмыкнула хозяйка. — Война — гадость большая. Да только победы-поражения тех касаются, кто оружие держит и команды раздает. Лордам — голова с плеч или выкуп денежный, солдатам — кишки наружу или новая вербовка. А столяра или пастуха кто тронет? Все равно что фруктовый сад вырубить. Что город, что ферма — они любой власти полезны. Разве что девок помилее и позадастее сгоряча перетрахают.