Удар - Виктория Камалова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шло время, а я так и не придумал ничего путного с жильём для Сары и нашего будущего ребёнка. Уже было отчаялся, но как-то раз, тоже, кстати, дождливым днём, я нарисовал городской пейзаж с небольшим, но уютным домом. Видел его впервые, но дом этот был мне чем-то дорог, как будто я вырос в нем. Но я-то знал, что вырос совсем в другом месте. И только закончил картину, как в дверь мастерской постучал мужчина лет сорока. Он представился стряпчим и доверенным моего дяди Чарльза. От услышанного далее я сел и на минуту-другую выпал из действительности. Оказалось, что мой дядя умер, и я стал его наследником. Я! Тот, кто о нем едва помнил. Дядя жил один где-то в Ист Энде. – Но сам он бедным не был. После него осталось полдома и большая сумма денег. Я ещё вспомнил, что не был не единственным племянником дяди. Но стряпчий ответил, что в живых остался я один.
Так у меня появились дом и деньги для Сары и малыша, который должен был родиться через пару месяцев. Стряпчий получил щедрое вознаграждение за молчание. Эмма долго еще не знала про мою вторую семью. Оставшиеся деньги я положил в банк на счет Сары. Пока не заболел, я регулярно пополнял его. Да, она не была богатой, но у неё было жилье, и они с Вилли жили скромно, но не голодали. Сара зарабатывала вышивкой, но это были, конечно, крохи.
Родственники
Я часто думал о чудесном появлении Сары и о волшебном обретении наследства. Но тогда не был до конца уверен, что все чудеса связаны с моими картинами. Однако, вскоре я в этом убедился. Мать Эммы – миссис Эдманс, милая, хоть и излишне болтливая леди, заболела. Что-то там с сердцем и суставами. Эмма плакала и говорила, что мама скоро умрет. Чтобы успокоить жену, я предложил написать портрет тёщи. Он и сейчас висит у неё в гостиной. Самое удивительное, миссис Эдманс выздоровела и выглядела не хуже, чем на полотне. Эмма быстро сообразила, что это именно я вылечил её мать:
– Ты должен попробовать нарисовать еще кого-нибудь. Отца, например. Пусть оба живут долго. Попробуй, Генри! И что ты сделал такого… необычного? Как ты писал портрет?
– Я не уверен. Мне кажется, что тогда шел дождь. Возможно, погода чудесным образом на меня воздействует.
– Так дождь в Лондоне чуть ли не каждый день. Рисуй! Используй каждый ненастный день!
Я послушал ее и пригласил мистера Эдманса позировать. Мне хватило двух дождливых дней на основную часть работы. Мы с тестем замечательно проводили тогда время – попивали ром, я смеялся над его нескончаемыми остротами и делал наброски. Правда, дописывал портрет я уже в ясную погоду. “Ну и что? – подумал я. – Портрет явно удался!”
Когда Эмма увидела результат, даже закричала от восторга:
– Боже! Какие глаза! Смотри, Вилли, они горят. Никогда не видела отца таким возбужденным. Такие живые глаза! Он смотрит на меня, словно хочет сказать что-то очень важное. Ты превзошел себя! Этот портрет даже лучше маминого.
– Ты думаешь? Не знаю почему, но мне тоже нравится то, как получилось. Хотя, он слишком далёк от оригинала – отличное сходство, но это возбуждение…
Миссис Эдманс повесила портрет рядом со своим и с нетерпением ждала мужа. Было уже поздно, а мистер Эдманс всё не шёл и не шёл. Теща разволновалась, но тут он заявился, изрядно выпивши. Глаза тестя возбужденно горели, точно так, как на портрете. Он налетел на миссис Эдманс и стал молча её душить. Мисс Эдманс сопротивлялась, насколько ей хватало сил. Когда они оказались рядом с лестницей, тёща вывернулась из рук мужа и толкнула его. Он скатился по лестнице, ударился головой, повредил шею и умер через пару часов, не приходя в сознание.
В трактире рассказали, что мистер Эдманс потерял над собой контроль и выпил очень много. Таким его никогда раньше не видели, хоть он и частенько захаживал пропустить стаканчик с друзьями. Запомнились слова одного из них: "В него словно бес вселился!" Эмма меня не винила, но я нисколько не сомневался в своей вине.
Дети
Виола – моя единственная дочь. Эмма родила её без особых трудностей. Сара родила мальчика. И тоже довольно легко. Это был крепкий, здоровый ребенок. Но вот последующие беременности Эммы заканчивались неудачно. Она стала навязчиво уговаривать меня нарисовать ее с младенцем на руках. Вбила себе в голову, что тогда родит здорового малыша. Я же постоянно вспоминал, что произошло с тестем и прекращал рисовать на несколько дней. доходило до паники. Я брал кисть, и казалось, что у меня поднимается температура.
Помог мне очередной дождь. Я слушал шум капель и понял, что мне просто необходимо рисовать. Подошел к чистому холсту, который подготовил для очередного заказа – семейного портрета одного банкира, но нарисовал Виолу. Ей было уже пять лет. Милая, розовощёкая девочка. Не знаю, почему я нарисовал её, а не Эмму с мальчиком, например. Сейчас я думаю, что настоящее искусство не спрашивает нас. Оно словно управляет художником. По стёклам стучал дождь, а я писал портрет дочери. Словно другой человек водил кистью. И в конце я неведомым образом понял, что опять произошло волшебство. Виола на холсте выглядела великолепно, и что-то в ней изменилось.
Чудо произошло в тот же день. Виола впервые запела. Причем сразу сильным и совсем не детским голосом. Эмме я не сразу показал этот портрет. Она продолжала настаивать на своем изображении с сыном, но я смело говорил ей, что боюсь. Но ведь безбоязненно написал портрет Виолы? Верно. Но делал я это неосознанно – даже не планировал рисовать её. Сара тоже просила меня каждый день, но о