Дневник обезьянки (1957-1982) - Джейн Биркин

При следующей встрече он показался мне настоящим красавцем. Мы столкнулись на лестнице, и я подумала: «Если он скажет мне хоть слово, я умру». Он заговорил со мной о преподавателе вокала. Я чуть не грохнулась в обморок, и он ушел.

Ноябрь

Сижу в студии CTS. Джон записывает музыку к «Шаровой молнии». Я замужем уже почти четыре недели, и, если подумать, это как-то странно. Мы с ним знакомы всего полгода, но я знаю, что он хороший. Он уже был женат, и у него есть ребенок – прелестная белокурая девочка. Он как раз гулял с ней, когда в самом начале мы встретились, и я постаралась вести себя с ней так, как будто это моя дочь. Еще у него была шведская girlfriend[69], потрясающе красивая. Не понимаю, как он мог влюбиться в меня после нее. У них тоже есть общая дочь, и тоже очень хорошенькая и беленькая. Она еще совсем маленькая, ей всего два года. Мне кажется, он переживает из-за того, что не увидит, как она растет, – в смысле день за днем и час за часом. На каждой новой фотографии, которую он получает, она прибавляет по 15 сантиметров. По-моему, он очень рад, что у него две дочки. Будь я на его месте, я бы тоже этому радовалась. Меня нисколько не огорчает, что в его жизни были эти две женщины. Он сам мне про них рассказал в первые пять часов нашего знакомства, поэтому я принимаю его таким, какой он есть, как ребенок принимает все, считая это нормальным. Тот факт, что одна из девочек родилась вне брака, в наши дни уже никого не шокирует. Он намного старше меня, и это замечательно: ему 32 года, а мне 18, и он ведет себя со мной очень предупредительно. Иногда я на него немного дуюсь, потому что очень его люблю и хочу, чтобы мы проводили вместе больше времени. Весь день я чувствую себя как на иголках, мне не терпится его увидеть, а вечером, когда я прихожу домой после репетиций в этом ужасном «Отеле „Цветок страсти“», я просто счастлива. Меня переполняет энергия, которой ему, бедняжке, уже не хватает, и он просит меня успокоиться; тогда я плачу как дура, но только потому, что не могу видеть его постоянно, и мне кажется, это добрый знак.

18 ноября

День начался плохо. Утром я играла, но была печальная и холодная. Мне не терпелось позвонить Джону, но он не ответил на мой звонок. Мне стало совсем грустно, и я отыграла второй спектакль. Джон сказал, что позвонит мне или зайдет за мной, и я переодевалась как в горячке, а потом почти полчаса сидела, его ждала. Возле театра дежурили двое полицейских – те же самые, которые были в понедельник вечером, когда Джон за мной так и не заехал. Я два часа простояла на холоде. Они меня дразнили: «Что, жизнь уже не так прекрасна, как раньше, а? Никто не подает автомобиль? Он, наверно, с кем-нибудь развлекается!» И так далее и тому подобное. «Ничего подобного, – ответила я, – он мне звонил». На самом деле никто мне не звонил. Я взяла такси и попросила водителя ехать как можно быстрее. Дома я еще раз ему позвонила, но никто не брал трубку. Тогда я оделась как можно сексуальнее – черные чулки и все такое, как в прошлый вечер, и села в якобы непринужденной позе, а сама прислушивалась, не шумит ли лифт, чтобы не пропустить прихода Джона. Так прошло полчаса. Я позвонила в ресторан «Ла-Попот», и мне сказали, что Джон ушел час назад. Я уже начала беспокоиться, даже вышла на балкон. Я злилась на себя за то, что мне без него так плохо и так одиноко. Я смыла макияж и села на кровать. Между двумя спектаклями я уже звонила в «Ла-Попот» и знала, что Джон заказал столик на двоих на 21 час, но сейчас его не было ни в ресторане, ни дома. Я уже была на грани слез, когда хлопнула дверь. Дж. прошел сразу в ванную, он был мертвецки пьян. «Где ты был?» – спросила я. «С женщиной», – ответил он. Я решила, что он шутит, но он повторил это еще раз. От шока я чуть не разрыдалась, а он сказал: «Ты же не хочешь, чтобы я тебе лгал?» Я весь вечер его ждала, а он развлекался с другой женщиной. «Извини, – добавил он, – не заметил, как пролетело время». Это было еще хуже. Ты не заметил, как пролетело это чертово время? Он сказал, что я не знаю всех обстоятельств дела и с моей стороны глупо плакать. У меня вновь вспыхнула надежда, что он пошутил, а на самом деле был со своей матерью или со своей секретаршей, но он уточнил, что встречался с Эдиной Ронай, – сногсшибательной блондинкой в стиле Брижит Бардо – про которую все знали, что она – девушка Майкла Кейна. Он сказал, что собирался ужинать с Ником и Эдиной, но Ник не смог прийти, поэтому они ужинали вдвоем, а потом он проводил Эдину домой. Представляешь, каково мне было это слушать? Какое унижение! Я вовсе не подозревала Джона в неверности, дело было совсем не в этом, просто я не могла не думать, что, пока я дрожала от холода и лила слезы, он спокойно ужинал. Джон велел мне прекратить нытье и идти спать.

Когда я вставала с постели, налетела на дверной косяк. Теперь у меня под глазом синяк, а в сердце тоскливый вой. В ярости я вышла в коридор. На кухне разбила в раковину яйца и принялась скорлупой драть себе ноги, пока не пошла кровь. Мне было очень плохо. Потом я вернулась в постель. «Прекрати!» – буркнул Джон и добавил, чтобы я перестала хныкать и ради всего святого дала ему поспать. Мне хотелось с ним поговорить, объяснить ему, что я не могу так долго сидеть одна… Я встала, пошла к мини-бару и достала херес и портвейн в надежде напиться. Но тут в гостиную влетел Джон и заорал, чтобы я шла спать, потому что он устал и ему надо выспаться. Кажется, после этого я уснула. Не знаю, почему я вечером так взбесилась. Просто чувствовала себя ничтожеством, и мне было очень грустно.

На следующее утро

По дороге в театр настроение у меня не улучшилось. Меня не покидало ощущение, что я в любую минуту могу разреветься. Завтра в 11 утра у меня фотосессия. Надеюсь, что синяк под глазом к этому времени пройдет, а мои свинячьи глазки раскроются. Чувствую я себя ужасно. Вчера вечером мне было так плохо, а утром я лежала рядом с Джоном и дрожала. Он ворочался во сне. Только что я ходила на прием к доктору Роберту, что всегда дается мне нелегко. Мы с ним просто поговорили. Он сказал, что не видит ничего страшного в том, что у меня кровит, возможно, месячные пришли немного раньше срока, но я объяснила, что после этой кошмарной недели чувствую себя отвратительно. Тогда он сказал, что, возможно, я беременна и это начало выкидыша.

Декабрь

Дорогой Джон!

Мне так хочется с тобой поговорить, но ты спишь. Я очень странно себя чувствую, но сама не могу объяснить почему. Если бы я это понимала, мне не было бы так плохо. Мой разум сейчас похож на сорную траву, которая все собой заполонила, и все, чего мне хочется, – это от нее освободиться. Я чувствую, что способна причинить себе вред. Я вижу стакан и думаю, как его разбить, чтобы порезаться осколками. Это не значит, что я мечтаю о смерти, – я вовсе не хочу умирать, потому что я тебя люблю и у меня масса причин продолжать жить, но иногда, когда ты спишь, а я понимаю, что так и не сумела рассказать тебе о том, что я чувствую, единственным способом – отвратительным способом – вернуть себе душевное спокойствие остается возможность в кровь разодрать свою кожу, чтобы боль вытеснила печаль. Опять я плачу – от одиночества, от того, что я с тобой, но мне все равно одиноко. Больнее всего то, что я не способна с тобой поговорить. Порой мне кажется, что я задыхаюсь, мне хочется запереться в туалете, сесть на унитаз и выть, пока не лопнут легкие, и до крови исцарапать себе руки и ноги. Я замужем, я живу с мужчиной, но меня убивает недостаток общения. Я не могу выразить словами, до какой степени я тебя хочу, люблю, до какой степени ты мне нужен. Бывают минуты, когда моя любовь к тебе так сильна, что причиняет мне боль, и тогда я говорю себе, что лучше бы я перестала дышать. Мне должно быть безразлично, что тебя нет дома, что ты проводишь время с кем-то другим, что ты меня не замечаешь и не разговариваешь со мной, а если разговариваешь, то кричишь на меня. Раньше мне было плевать на людей, которые так себя ведут, но с тобой все иначе. С тобой все это делает меня несчастной. Прости, что я так нетерпелива в своей любви. У тебя столько дел, что ты, как мне кажется, вообще не придаешь значения тому, что мы почти не видимся. Я стараюсь, это правда, я внушаю себе: он работает, он дал слово, у него обязанности, он за многое отвечает, к тому же скоро он закончит, но вокруг меня молчание одиночества и пустыня вопросов, на которые нет ответов. Меня так легко обидеть. Я так безнадежно тебя люблю, что вынуждена плакать и делать себе больно, потому что в темноте спальни, когда я слушаю звуки твоего дыхания, меня охватывает паника одиночества.