Призраки прошлого. Структурная диссоциация и терапия последствий хронической психической травмы - Онно Ван дер Харт

& Van der Hart, 1991). Данные эмпирических исследований подтверждают эти наблюдения (например: Brett & Ostroff, 1985; Brewin, Dalgleish & Joseph, 1996; Cameron, 2000; Kardiner, 1941; Nijenhuis, Van Engen, Kusters & Van der Hart, 2001; Van der Hart, Bolt & Van der Kolk, 2005; Van der Kolk & Fisler, 1995; Van der Kolk, Hopper & Osterman, 2001). Чрезвычайно важно понимать природу травматических воспоминаний, поскольку успешное лечение независимо от использующихся техник ориентировано на символизацию травматических воспоминаний и создание нарратива на их основе. Решение этой задачи требует достаточной степени интеграции ВНЛ и АЛ.

Шарлотта Делбо (Charlotte Delbo, 1985), бывшая узница Освенцима, приводит описание своего субъективного опыта переживания различий между обезличенной памятью ВНЛ и травматическими воспоминаниями АЛ. Она страдала от повторяющихся ночных кошмаров, в которых АЛ снова и снова проживала травматическое событие:

В этих снах я вижу себя снова, себя, да, себя, какой я себя помню в то время: едва способной стоять… дрожащей от холода, грязной, истощенной, страдающей от невыносимой боли, той самой боли, которая меня терзала там и которую я снова физически ощущаю, я снова чувствую ее во всем теле, которое все превращается в сгусток боли, и я чувствую, как смерть охватывает меня, я чувствую, как умираю (р. 13).

После пробуждения, ее ВНЛ прилагала все усилия, чтобы воссоздать эмоциональную дистанцию между ней и АЛ:

К счастью, в своем кошмаре я кричу. Этот крик будит меня и мое я [ВНЛ] всплывает из глубин кошмара обессиленным. Проходят дни, прежде чем все возвращается к нормальной жизни, пока память «наполняется» воспоминаниями об обычной жизни и разрыв ткани памяти затягивается. Я снова становлюсь собой, той, которую вы знаете [ВНЛ], и могу говорить об Освенциме без тени эмоции или страдания… Мне кажется, что та, что была в лагере [АЛ], – не я, не тот человек, который сидит здесь напротив вас [ВНЛ]… И все, что произошло с той другой, той в Освенциме [АЛ], не имеет ко мне никакого отношения, не касается меня, настолько отделены друг от друга глубинная [травматическая] и обычная память (p. 13–14).

Свойства автобиографической нарративной памяти

Автобиографический нарратив предполагает чувство личной причастности в отношении воспоминаний и событий в них запечатленных – это верно и для ВНЛ, и для АЛ. Нарративная, или эпизодическая, память (Tulving, 2002) описывается как «функция проживающей свою жизнь личности» (Schachtel, 1947, p. 3). Она обеспечивает связность нашей личности во времени и жизненном пространстве.

Нарративные воспоминания имеют характерные особенности (Janet, 1928a; Van der Kolk & Van der Hart, 1991). К их числу относятся произвольное воспроизведение, относительная независимость воспроизведения этих воспоминаний от ситуативных стимулов. Нарративные воспоминания допускают некоторую степень вариативности и могут быть приспособлены для восприятия конкретной аудиторией. Так, рассказ о случае из личной жизни будет звучать очень по-разному в беседе со случайными знакомыми на вечеринке и в откровенном разговоре наедине с близким другом. Время от времени воспоминания переоцениваются с точки зрения нового опыта. Нарративные воспоминания являются вербальными, время в них сжато, то есть длительное событие может быть пересказано за короткое время. Это больше похоже не на видеозапись события, а на его реконструкцию, представленную в сжатой и символической форме. Например, у женщины могут быть ясные воспоминания о родах, но рассказывая о них, она не переживает вновь мгновение за мгновением все, что происходило с ней в это время, она также не испытывает при этом физической боли. Ее рассказ может уложиться в несколько минут. Некоторые ВНЛ жестко придерживаются одного определенного способа рассказа о себе и не могут от него отклониться. Это могут быть, например, слишком обобщенные воспоминания, рассказы могут содержать лакуны относительно конкретных тем и событий, нарративы могут отличаться необычными словоупотреблением и последовательностью, а также причудливым использованием местоимений. Такие ВНЛ могут говорить об ужасающих событиях обезличенно, без тени эмоции.

Нарративная память имеет социальные и коммуникативные функции. Она объединяет людей, позволяет узнать друг друга, лучше понять самого себя. Причиной социальной изоляции и недостатка самоосознания ВНЛ отчасти может быть отсутствие у нее слов для создания нарратива о психотравмирующем переживании, так как этот опыт по большей части распределен среди АЛ как травматические воспоминания.

Жане (Janet 1919/1925) отмечал, что автобиографическая «память, как и все психологические феномены, является действием, и это, в первую очередь, действие изложения истории» (p. 661). Создание автобиографических воспоминаний осуществляется благодаря двум типам ментальных действий (Janet, 1928a): 1) восприятие, ментальных и поведенческих действий во время исходного события, кодирование и сохранение этой информации и 2) параллельный процесс создания рассказа о происшедшем. Благодаря этим ментальным действиям формируются воспоминания о событии и происходит его осмысление: «Произошли такие-то события, я думаю о случившемся, переживаю это так-то, это имеет такой-то смысл для меня и так-то влияет на то, как я себя веду». Оба этих действия в той или иной степени разворачиваются в психике, когда мы обращаемся к нашим личным воспоминаниям.

Особенности травматических воспоминаний

Травматические воспоминания, характерные прежде всего для АЛ, существенно отличаются от нарративных. Это галлюцинаторные[5], изолированные, непроизвольные переживания, включающие зрительные образы, ощущения, физические действия, которые могут полностью завладевать перцептивным полем и которые приносят с собой мучительные переживания (Janet, 1928a; Van der Kolk & Van der Hart, 1991). Хотя травматические воспоминания переживаются как повторное проживание травматических событий, все же они не являются их точной копией, а скорее их репрезентацией.

АЛ индивида, пережившего психическую травму, не способна создать цельный личностно окрашенный рассказ о том, что произошло когда-то, поэтому не может поделиться пережитым с другим человеком, пользуясь вербальными средствами. Воспроизведение травматических воспоминаний можно уподобить застреванию в травматическом опыте, когда индивид, не рассказывает о пережитом ужасе, но заново проживает потрясшее его событие. Травматические воспоминания в большей степени являются сенсомоторными и аффективными феноменами, чем «историями» (например: Van der Kolk & Fisler, 1995; Van der Hart, Nijenhuis & Steele, 2005).

В субъективном мире индивида они находятся вне временного измерения, являются неизменными (Modell, 1990; Spiegel, Frischholz & Spira, 1993; Van der Hart & Steele, 1997). И хотя травматические воспоминания имеют поведенческую составляющую, они, в первую очередь, являются – в соответствии с представлениями Жане о процессах памяти – ментальными действиями. Впрочем, эти действия отличны по своей природе от абстрактных вербальных ментальных действий нарративной памяти, в частности, тем, что они остаются незавершенными. Согласно наблюдениям Жане (1919/1925), переживший травму человек (при доминировании АЛ) «продолжает действие, или, скорее, попытку действия, которое было начато во время травматического события, и истощает