Мастер-класс. Записки концертмейстера балета - Лада Исупова

Мастер-классы были совсем другими – в ярком огромном зале с потолками в три этажа, гулкая акустика, не рояль, а пианино, нюансы не слышны и бесполезны, этакий крытый плац для небольших парадов. Сами уроки – интересные, непривычные, комбинации сложные и неожиданные, мозги и тело приходилось перестраивать на ходу, а это всегда полезно.

Педагог понятно и детально задавал упражнения, что-то даже говорил классу, я не слушала, я была настроена на него другими антеннами, которые пропускают мимо слова и пытаются уловить иное – доволен или недоволен, какое настроение, что хочет, как играть, чтобы он взлетел, а не просто стоял, отпуская команды. И, как мне показалось, я уловила, что было спрятано за добросовестным ведением урока – Он скучал. Слегка. Скука не тяжелой бетонной плитой давила на него, как, скажем, на моего босса, которого не поднять уже ничем, и весь этот балет ему так осточертел, что на всем классе лежала печать сонного царства, а я начинала с тоской смотреть на часы через десять минут после начала урока. У этого скука была иного рода, как у мальчишки, который битый час понуро высиживает домашнее задание над открытой тетрадкой, но, стоит с улицы кому-нибудь позвать его гонять мяч, как он тотчас радостно сиганет в окно – и поминай как звали.

Вел классы немного холодно, отстраненно, основное слово – элегантно, то ли это от скуки, то ли манера, но в нем не было самолюбования и работы на публику, скорее наоборот, он был как в прозрачном коконе-скорлупе, которым загораживался от зрителей. «Под него» просилась музыка с потусторонними бемолями и переливающимся хрусталем, а я девушка диезная, мне бы попрыгать, но я старалась, как могла.

Не могу не отметить милую деталь: на концерте дочери, увидев его в антракте, спросили таинственным шопотом:

– Мам, это кто, принц?

– Ну, в принципе, да, – улыбнулась я, вспомнив, что они всех премьеров называют принцами. Удивило то, что Он был не на сцене, и одет в человеческое, и возраста не-принцевого, однако же они разглядели принцевую стать.

Время от времени Он подходил к своим танцорам и что-то говорил негромко. Да, теперь было виднее, что класс более расслаблен, чем раньше. Интересно, скажется ли это на общей форме? Хорошо, что я видела их на сцене в прошлом году, теперь будет с чем сравнить. Нет, понятно, что ежечасно невозможно выкладываться на полную мощь, но все-таки, все-таки…

И при всей этой элегантной замедленности, в которую был погружен зал, класс взлетал. По диагонали обычно видно, кто ведет урок – преподаватель-теоретик или танцор, часть жизни проживший на сцене. По тому, как класс летал, какие комбинации были заданы, чувствовалось, что урок дает премьер.

И вот Он продемонстрировал (ах, как продемонстрировал!) большие прыжки, напевая что-то смутно знакомое. Мальчики приготовились, я дала вступление, первая группа пошла на диагональ, Он останавливает и обращается ко мне радостно:

– А вы не можете поиграть нам это? – И опять запел первую фразу.

Я примерзла к стулу – я не знаю, что это! Даже не догадываюсь. Могу, конечно, выдать импровизацию по первому мотиву, но, если это вещь известная, не хочется показывать, что я не знаю ее, а Он еще так говорит, что очевидно: у Него нет и тени сомнения, что я это знаю и могу.

– Нет, – отвечаю строго, как английская гувернантка.

– Ну, пожалуйста, – улыбается лучезарно, – очень прошу! Вы это знаете!

(Ой! Тем более стыдно признаться, что я гораздо хуже, чем произвожу впечатление.)

– Нет, – мотаю головой.

Он разворачивается и через весь зал направляется ко мне, охаю – ну всё, нашла коса на камень! Подошел, я встала (я всегда встаю, когда педагог подходит, – это редкость).

– Я вас очень прошу, поиграйте нам это.

– Нет. В другой раз (хоть бы название сказал, я бы за ночь раздобыла и выучила).

Делает шаг вперед и оказывается так близко, будто вальс сейчас начнем танцевать.

– Пожалуйста, – совсем тихо и смотрит в упор. Меня накрывает горячей волной – сейчас в обморок грохнусь, делаю шаг назад:

– Нет.

Сейчас, когда уже весь зал заинтересованно на нас смотрит, спрашивать, что за вещь имеется в виду, совсем неловко, все равно же не сыграю. Ладно, буду делать вид, что у меня затык, может, я просто не люблю эту конкретную вещь, ну, может, тяжелые воспоминания или ногу, там, кто под нее сломал – в общем, личная драма. Может же быть такое? Может.

Он сделал еще одну попытку уговорить и вернулся в середину зала. Думаю, я была первая женщина в мире, которая Ему в чем-либо отказала, да и то по чудовищному недоразумению.

А в целом уроки прошли замечательно, все остались довольны, в этот раз игралось спокойнее, я успевала разглядывать класс, точнее, гастролеров. Глядя на них, глаз радовался, а на душе становилось светло от простой очевидности, что вся эта игра стоит свеч, и нет ничего прекраснее и возвышеннее классического танца, исполненного этими юными богами, а то, что кругом совсем другие балеринки, так ну и что ж, зато мы видим, куда стремиться, и сомнения не остановят нашего нелегкого восхождения к этой прекрасной вершине, а разочарование никогда не настигнет в пути.

И уроки уроками, а мастер-классы мастер-классами, но мерило всему – сцена, поэтому самое интересное было сравнить, как было год назад и сейчас. Они начали концерт, как и прежде, с классики, чтобы продемонстрировать уровень труппы, потому что в классике – чуть нарушил строгий канон – носок не дотянул, локоть чуть приспустил, голову немного не так повернул, и все – слетел с пьедестала, уровень не тот, а в современном балете другие законы. Нельзя сказать, что проще, но они другие, нет этого прокрустова ложа, не вписавшись в которое становишься «самодеятельностью».

В тот год они удержали планку, высший класс был подтвержден. Но то ли ушел восторг первого впечатления, то ли танцевали спокойнее, то ли потому, что несколько номеров были прошлогодними, но краски, как мне показалось, немного поблекли, и перед глазами ясно возник образ – огромный дворец, построенный на века, который вдруг стал бледнеть и немного качнулся-вздрогнул, как на ставшей зыбкой почве. Но я прогнала видение – такое монументальное здание нельзя развалить, его чуть поддерживай, и оно простоит еще тысячу лет.

Ну что ж, поживем – увидим, через год станет яснее.

И я стала их ждать…

…А «сливочная» папочка нашлась аккурат на следующий день после их отъезда:

– Так а разве ты не видела ее? – изумился старший концертмейстер. – Она упала за пианино, я понял, что это твоя, и отнес тебе в ящик.

– Какой ящик?

– Ну как же, у каждого есть бокс, туда кладут разные сообщения, письма, ты разве не знаешь?!

– Нет.

Так я узнала о существовании персонального ящика, в котором лежала моя папочка, куча анонсов, приглашений, объявлений и конфетка.

Через год…

Опять получаю два предложения – от колледжа и от того же театра, сначала, как и в прошлый раз, играть закрытый урок в любимом зале. Прекрасно.