Охота на Пиранью - Александр Бушков

Мазур склонился к Ольге и шепнул:

– Как только прикоснусь – падай и ползи под нары. Пошла!

Ольга стала медленно слезать с нар, Мазур стиснул часы вкулаке. Голова была ясная и холодная, как всегда перед боем, секундырастянулись неимоверно, и время казалось застывшим.

Ружье определенно будет направлено на него, а не на Ольгу.Вот только Мазур непременно окажется меж дверью и караульным – и успеет уйти сдиректрисы. Молниеносным броском швырнуть часы и разбить лампочку – детскаязабава. Хотя из коридора падает свет, все равно в первые секунды по контраступокажется, будто наступил непроглядный мрак. А уж использовать эти секунды смаксимальной выгодой – дело привычное: не истощен, не обессилен, нешуточно зол,недавно кормлен, тело все знает само... У Степана кобура под мышкой, это нужноучесть...

Ольга слезла с нар, встала, не удаляясь от них. Мазурспрыгнул следом.

– Итак, на сцене – сладкая парочка, минетпо-армейски! – орал Мишаня. – Наш бравый майор начинает неспешнораздевать свою лялечку, сымает сначала, охальник, тельняшечку... Ну, шевелись,служивый!

Мазур протянул левую руку, коснулся Ольгиного локтя, мигспустя уже ушел с воплем вправо, отвлекая на себя внимание. Метнул часы.Лампочка с грохотом взорвалась, затрещала сухо вспышка короткого замыкания,упал мрак – и буквально в ту же самую секунду Степан, получив ребром ладони,обрушился с табурета – шумно, как мешок с картошкой. Мазур оттолкнулся от пола,прыгнул. Навстречу, левее, ударил выстрел, лицо обдало жаром и тухлой пороховойгарью – промах! А Мазур смог отлично сориентироваться при вспышке. И ударилточно. Что-то мерзко хрустнуло под пяткой, противник обмяк. Еще миг – и ружьеоказалось в руках Мазура, он передернул затвор, выстрелил по часовому, неуспевшему ничего предпринять, не успевшему даже убраться от двери. Стрелял вгрудь, промахнуться никак не мог...

И тут от двери ударил в лицо свет нескольких мощных фонарей.Мазур мгновенно ослеп, но продолжал стрелять наугад – и не слышал ни звонастекла, ни криков, ни шума падающих тел. Боек щелкнул впустую, патроныкончились – и до него стало помаленьку доходить, что они не могли бытьбоевыми... Холостые пустышки. Его снова обыграли.

– Бросил бы ружьецо? – послышался из коридора елейныйголосок Кузьмича. – Ну зачем оно тебе, бесполезное?

Мазур колебался секунду. У двери раздался негромкий хлопок,что-то прожужжало – и Мазур повалился на пол, опутанный сетью. Один из самыхстрашных врагов рукопашника – портативный метатель сети...

В камеру тут же хлынули толпой, грохоча сапогами, светяфонарями во все углы. К превеликому удивлению Мазура, его и пальцем не тронули– только приставили к голове дуло пистолета. Присевший рядом на корточкичеловек вполне мирно посоветовал:

– Не дергайся, шансов никаких...

Мазур не шевелился – шансов и в самом деле никаких не было.Он видел, как выносили из камеры табуреты, лампу, так и не пришедшего в себя Мишаню.Стонавшего Степана вывели под руки.

– А ну, все на нары! – скомандовал Кузьмич. – Иты, голубка, вылезай-ка из-под нар живенько... – он обернулся кМазуру. – Ну и здоров ты хамить, сокол...

– По хозяину и честь, – огрызнулся Мазур.

Как ни странно, в голосе Кузьмича не слышалось ни злобы, нираздражения. Словно происшедшее его вполне устраивало.

– Не прост ты, сокол, ох, непрост... – протянулстарикан, стоя над Мазуром. – Все убрали? Часики ему верните, идут ведь?Идут, ты смотри. На совесть сделаны. С часиками на нарах куда как хорошо,всегда видишь, что времечко медленно бежит... Пошли? Ты, сокол, как сетьраспутаешь, ее в окошечко выбрось обязательно, имущество казенное...

– Да ладно, – послышался чей-то незнакомый, уверенныйголос. – Не изгаляйся, Кузьмич, сверх меры, распутайте вы его...

Это говорил белобрысый в рваных джинсах, недавнийсокамерник. Он совершенно непринужденно спрыгнул с нар и стоял рядом сКузьмичом, как свой человек.

– Думаешь? – спросил Кузьмич.

– Хватит, – махнул рукой белобрысый. – Все ясно.Распутывайте.

Кузьмич не протестовал. Мазура принялись распутывать –и, едва сдернув сеть, предусмотрительно отступили к двери, ослепляя егофонарями.

– Вались, майор, на нары и дрыхни, – сказалКузьмич. – Завтра поговорим...

И дверь захлопнулась, щелкнул замок. Мазур взобрался нанары. Ольга кинулась к нему, обхватила, прижалась.

– Ладно, – шепнул он. – Все обошлось...

На самом деле столь благополучный исход конфликта еще большеему не нравился – из-за своей непонятности. Не избили для наглядного примера –хотя просто обязаны были это сделать, учитывая все их предшествующее поведение.И вдобавок в камере оказалась подсадка. У Мазура было впечатление, что он вочередной раз столкнулся с неким тестом, еще одной прогонкой по экстремальнойситуации. Для будущей рабочей силы такие тесты вроде бы и ни к чему...

Прошел час, а в камеру так никто и не нагрянул – и Мазуррешил, что можно спать.

* * *

...На сей раз его разбудило не лязганье замка, а безмолвнаявозня рядом. Протянув руку, он нащупал борющиеся тела, ткнул пальцем в жирныйживот – и сообразил. Ударил наугад. Тут же раздался визг – Ольга сумела впитьсязубами в зажимавшую ей рот ладонь. Придержав толстяка левой рукой, Мазуротвесил ему еще одну полновесную плюху, отшвырнувшую того подальше. Все это,если не считать визга, происходило в совершеннейшем молчании.

Ольга горячо зашептала на ухо:

– Проснулась – а он с меня штаны тащит, рот зажал...

По дощатому полу прошлепали босые ноги – толстяк бежал кдвери. Заколотил в окошечко:

– Господин караульный, за новенькими замечание! Животноеженского пола мне отказывает в сексуальных услугах!

Стукнуло окошечко, и караульный лениво отозвался:

– Пшел вон.

– Господин караульный, я вам докладываю о нарушении правилсогласно распорядку...

Караульный кратко и смачно разъяснил, куда толстяк можетотправляться – после чего окошечко со стуком захлопнулось. Похоже, правиламенялись на ходу... Мазур шепнул Ольге:

– Ложись-ка между мной и стеной на всякий случай...

Это было первое утро, встреченное Мазуром в здешнемзагадочном заточении – и потому он с ходу не смог определить, конечно,отличается ли оно от прежних угрюмых будней. Однако очень скоро убедился, чтовсе же отличается...

Едва электронные часы Егоршина коротко пискнули – Мазурглянул на свои: было восемь. Иркутский эскулап скатился с нар, подбежал кдвери, постучал в окошечко и, стоило тому распахнуться, затараторил: