Дело о пропавшем талисмане - Катерина Врублевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да вы не так поняли! — вскричала я, прижимая руки к груди. — Просто Ольге было холодно, она плакала от горя, что потеряла отца. Я услышала ее плач, забрала к себе и, чтобы она не замерзла, успокоила ее.
— И как, позвольте узнать, вы ее успокаивали? — влез в разговор Карпухин.
— Иннокентий, прекрати, — одернула его Марина.
— А что? — деланно удивился он. — Я слышал, что это обычное дело у воспитанниц женского института. Природа требует!
— К твоему сведению, я тоже окончила женский институт! — Иловайская была вне себя. — И твои скабрезные намеки…
Мне надоело оправдываться.
— Хватит, — отрезала я. — Мне надоели ваши попреки. Лучше позовите Анфису с мужем и попросим здесь прибрать.
— Раскомандовались тут, — зашипела на меня Косарева, продолжая гладить Ольгу по голове. — Будто хозяйка в доме.
Не отвечая на сей злой выпад, я отвернулась от любопытных не в меру зевак и, собрав все свое мужество, шагнула в комнату.
На лице Мамонова навсегда остановилась легкая улыбка. Одна рука свесилась вниз, другая — вольготно лежала на подушке. И если бы не страшная рана на груди, он напоминал счастливого любовника, предвкушающего встречу с возлюбленной.
Подойдя к кровати, я взялась за край одеяла и откинула его. Мамонов лежал голый, в одной только короткой рубашке, заскорузлой от высохшей крови, и зрелище мужского естества так неприятно меня поразило, что я дернула одеяло назад, дабы никто из присутствующих не заметил его наготы, и от этого движения на пол с глухим звуком упал уже знакомый всем присутствующим дуэльный пистолет.
— Достал-таки! — в комнату бочком протиснулся Воронов и поднял с пола пистолет.
— Что вы имеете в виду? — высокомерным, но слегка дрожащим голосом вымолвил Карпухин. — Как понимать ваши слова?
— Да так и понимать, — усмехнулся Воронов. — На дуэли промахнулись, хорошего человека до смерти довели, у него от страха сердце разорвалось, а теперь уж не промахнулись-то с двух шагов.
— Да вы!.. — кинулся молодой человек к Воронову. Мы с Пурикордовым, бросив осматривать комнату, кинулись, чтобы оттащить от купца обезумевшего от гнева и отчаяния Карпухина. — Второй раз за последние сутки! — кричал он. — Как можно?! Что вы себе думать позволяете? Считаете меня убийцей лишь потому, что этот злосчастный пистолет нынче находился в моих руках? Не убивал я! И откуда мне было знать, что Мамонов проведет ночь в постели этой недотроги? Тихони! Глазки долу опускала, слова молвить боялась, а по ночам вот что выделывала! Может, она его и убила, а потом в теплую постельку гостьи нырнула, продолжить любострастничать. После теплой крови оно ох как хочется! Истинная дочь своего папеньки!
— Замолчите, презренный! — крикнула Ольга, дрожа не то от холода, не то от возмущения. — Как у вас язык не отсохнет такие мерзости выговаривать? Вы, словно змея, вползли к отцу. Он пригрел вас в память вашей покойной матери. А какова благодарность? Наставили отцу рога да вдобавок послужили причиной его смерти!.. Испугали благодетеля выстрелом!
— Нет, вы только посмотрите на нее! — удивленно произнесла Марина. — У самой мужчина в постели, а на других поклеп возводишь.
Продолжить ей помешали появившиеся в коридоре цыганка Перлова и растрепанный Гиперборейский. В их поведении было некая общность, позволявшая предположить, что ночь они провели вместе. Лицо певицы, со стертыми следами пудры и сурьмы, уже не выглядело азиатски загадочным, как накануне, а представляло собой нечто вроде пеклеванного теста, несколько сдувшегося.
— Милостивые государи, — предложила я. — Если мы будем тут толпиться, ни к чему хорошему это не приведет. Давайте спустимся вниз, в столовую, и за завтраком обо всем переговорим.
Тем временем Гиперборейский, протиснувшись в комнату, крутился вокруг тела несчастного Мамонова, словно черный ворон над добычей. Или скорее, словно черный удод из-за своего растрепанного хохолка на макушке. Внезапно издав гортанный удивленный звук, он опустил руку прямо в красную запекшуюся кровь, пошарил там, и вытащил из лужи крови некую маленькую вещицу, которую никто из нас не заметил.
— Воды! — закричал он. — Надо промыть!
— Там туалетная комната, — я показала на соседнюю дверь, и спирит, зажав в окровавленном кулаке находку, ринулся туда.
Через минуту он появился снова и торжественно протянул нам ладонь. На ней лежал сверкающий перстень с печаткой. Вздох изумления вырвался у собравшихся. На печатке выделялись три бриллиантовые звезды. По внутреннему ободку шла надпись «Ora et Spera».
— Перстень мужа! — выдохнула Иловайская. — Отдайте немедленно!
— Почему вы так думаете, сударыня? — Гиперборейский быстро сжал кулак, и рука Марины пронеслась мимо. — Сергей Васильевич и словом не обмолвился, что у него имеется сия вещица.
— Этот перстень был вчера на его безымянном пальце. Рисунок на нем точно такой же, как на фронтоне нашего дома! Вы что, не видели, когда подъезжали?
— Сейчас немыслимо что-либо сравнивать, такой же там герб или другой, — вмешался Воронов, — дверь снегопадом завалило, не выйдешь наружу.
— И все равно отдайте! — настаивала Марина. — Все, что найдено в моем доме, принадлежит мне! Вы не имеете к этому никакого отношения!
И, изловчившись, вырвала перстень из рук Гиперборейского. Я просто диву давалась, глядя на ее способности. Спирит чуть не взвыл от досады, а Перлова отчеканила: «Идиот!»
— Ужели? — подала голос Ольга. — Еще муж не остыл и не отпет, а уже к рукам добро прибираете, матушка? Я всегда знала, для чего кафешантанная певичка замуж за моего отца бросилась со всех ног. Денег захотелось или репутацию вернуть? Скорей всего и то, и другое! Не выйдет! Береги честь смолоду, госпожа примадонна!
— Молчи, несчастная! — лицо моей подруги исказилось до неузнаваемости. Она поняла, что наговорила лишнего, и решила сжечь за собой мосты. — Да ты старше меня, вот тебя и гложет ненависть, что никому ты не нужна, старая дева!
Я ахнула про себя. Марине двадцать четыре года, но Ольга совсем не выглядела старше нее — худощавая, скромная, с гладкой прической. Даже несколько инфантильна. Может, я при свете свечи не разглядела хорошенько ее лицо, но ее поведение не выдавало взрослую женщину, скорее юную девушку, страдающую от утраты отца.
— Я хочу завтракать, — решительно произнес Пурикордов, вмешиваясь в некрасивый спор. — Господа, спустимся вниз, и позволим слугам навести здесь порядок.
«Каким слугам? — подумала я. — Одна Анфиса с мужем, а все остальные в деревне под снегом заперты. Груша мне рассказала, что Иловайские отпустили всех работников. Вот уж поистине развернется представление „Как один мужик двух генералов прокормил!“ Вполне в духе Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина!»
* * *
Столовая встретила нас темнотой и затхлым спертым воздухом. Марина подошла к окнам и потянула в стороны плотные занавеси. При дневном свете комната выглядела на редкость отвратительно. Никто не удосужился убрать со стола, и вчерашние объедки убивали напрочь весь аппетит.