Китай. История страны - Рейн Крюгер

Таким образом, мораль была всего лишь соблюдением естественного порядка. Хорошее поведение способствовало приведению человеческого общества в созвучие с гармонией небесных сфер; плохое поведение вносило диссонанс и вредило общему благосостоянию. Некоторую склонность придать морали религиозные мотивы можно увидеть в любви китайцев к прецеденту, которая приводила к тому, что любое отклонение от поведения или мнения предков могло быть расценено как неуважение, но усилия некоторых мыслителей убедить общество в том, что добродетельное поведение само по себе приносит удовольствие предкам, не имели особого успеха. Однако, даже несмотря на то, что единственным выражением религиозной веры в Китае был ритуал, он не стал таким затянутым и многословным, как, скажем, в индийском брахманизме, и для его проведения не требовался класс профессиональных священников.

Вместо этого чжоуская цивилизация взрастила близкий к духовенству, но в то же время совершено иной общественный класс. Он являлся продуктом своего времени, которое, после того как ранняя эпоха военной оккупации уступила место внутренним сложностям разросшегося правительства и внешним трудностям борьбы за власть, требовало, чтобы правители все больше и больше полагались в делах управления на ученых людей, обращаясь к ним за советом. Эти люди были наследниками традиции, начатой еще слугами и рабами шанского государства и продолженной потомками их хозяев — поскольку представители бывшей шанской аристократии были одними из главных учителей чжоусцев, жадно впитывавших в себя достижения завоеванной цивилизации. Так появился класс высокообразованных людей, поставлявший государству непревзойденных гражданских чиновников, замечательных мыслителей и художников. Эти люди, бывшие источником и проводниками китайских интеллектуальных достижений, стали известны как просто «ученые».

Хотя ученый обычно с самого рождения принадлежал к представителям верхних социальных слоев, при наличии выдающихся способностей и удачи он мог добиться высокого положения за счет прилежной учебы. Считалось, что для посвященного ума первостепенное значение имеет гуманитарное образование, а не техническое или профессиональное. Типичный курс обучения, предлагавшийся наследникам князей в начале VI века до н. э., включал в себя историю, поэзию, музыку, литературу, государственные документы, церемониал и этикет. Кроме того, молодым людям прививали моральные ценности, вытекающие из традиции и применявшиеся на всех должностях, от первого министра до домашнего учителя; среди моральных ценностей главными считались честность, преданность и забота об общественном благосостоянии.

Именно китайские ученые сыграли основную роль в составлении или сохранении большей части монументальных работ, позднее вошедших в состав конфуцианского пятикнижия, или «У цзин» (буквально — «пять канонов»). Это самые древние письменные произведения, известные со времен шанских надписей на черепашьих панцирях, которые стали основополагающими текстами китайской культуры. Они были вплетены в саму ткань национального существования, и по глубине влияния на общество их можно сравнить с Библией. Они не содержали отчетов о божественных откровениях, к которым Дальний Восток не испытывал особого интереса, но с тем же Святым Писанием их роднит разнообразие содержания, варьирующееся от истории, как реальной, так и вымышленной, до песен и притч, а также политических, этических и религиозных пассажей. Их авторство и аутентичность по сей день вызывают самые ожесточенные споры.

Из этих пяти книг три уже упоминались — «Книга песен» («Шицзин»), «Книга ритуалов» («Ли цзи») и «Книга Перемен» («И цзин»). Остальные две посвящены истории. Самую раннюю из них — «Шуцзин» — называют «Книгой истории», но в то же время и «Книгой документов», поскольку она представляет собой собрание государственных постановлений, речей (таких, как речь великого Чжоу-гуна, обращенная к основателям Лои), отчетов и т. д. Если приведенные там факты о Западной Чжоу достаточно надежны, то большая часть информации, связанной с предыдущими династиями Шан и Ся, является либо вымышленной, либо представляет собой простую пропаганду. Последний классический текст, анналы «Весны и Осени» («Чуньцю») был написан позже остальных; хотя это хроники лишь одного из княжеств с 722 по 481 год до н. э., их название было присвоено всему рассматриваемому периоду.

Эти книги распахнули врата в литературу. Наука также значительно продвинулась вперед, поскольку даже если ученые, сосредоточившиеся на изучении гадания по стеблям тысячелистника, солнцестояний и равноденствий, вряд ли могли похвастаться какими-то выдающимися достижениями, китайский технологический прогресс ни в чем не уступал темпам развития других главных цивилизаций той эпохи. Несомненно, именно союз ученого и ремесленника привел к уже упоминавшимся достижениям, таким как изготовление музыкальных инструментов, производство соли и железа, строительство ирригационных сооружений, а еще — появление мерного фута. Он был разбит на десять дюймов, что отражало склонность китайцев к десятичной системе, которая проявилась в шанские времена. Десятичная система использовалась и раньше, причем более последовательно, чем в любом другом известном нам месте. Такая система, разумеется, сыграла важную роль в развитий математики и методов точных измерений.

Однако наибольший вклад в развитие цивилизации своей страны китайский ученый внес в роли учителя и государственного служащего. При консультировании правителя главным оружием ученого было цитирование древнего прецедента, от которого никто не мог просто так отмахнуться; и если, чтобы удержать правителя от неразумной политики, ученый придумывал прецедент сам, то он не шел на обман, вопреки своему тщательно оберегаемому честному имени, а всего лишь делал вывод из непонятных простому уму моральных доводов, которыми руководствовались уважаемые предки. Порою ему не удавалось найти дипломатичного способа настоять на совете, идущим вразрез с сильным желанием своевольного правителя, и в таком случае он рисковал как своей должностью, так и жизнью. Но это его не удерживало, поскольку он всегда был готов принять смерть в знак преданности своему правителю. Его преданность была неотделима от честности и заботы о всеобщем благосостоянии: он считал, что, если правитель несправедлив, жесток, деспотичен или развратен, это непременно приведет к плохим последствиям — бунтам, нестабильной экономике, потоку беженцев, которые укрепят амбициозное соседнее княжество; кроме того, такое поведение, неподобающее для образованного человека, и тем более правителя, было проявлением неуважения к собственным предкам.

На фоне беспрерывной борьбы за власть, характерной для всего периода «Весны и Осени», среди внутренних волнений, жестокости, предательства и коррупции, ученый на посту чиновника продолжал играть важную роль в схватке добра и зла, роль, которая не в последнюю очередь выражалась в его влиянии на феодальных правителей, заполнивших вакуум, оставшийся после ослабления царской власти. Так, например, Хуан Чжун, первый министр самого первого гегемона, правителя княжества Ци, доказал свою эффективность следующим образом: увидев, что призывы царя оказать сопротивление вторжению варваров остаются без внимания, он убедил князя оставить земли, завоеванные у соседних княжеств, в результате чего те стали его союзниками. Освободив таким образом свои армии, они смогли дать совместный отпор варварам.