Собачье наследство - Кевин Уигналл

Ему необходимо увидеть их обеих.

Зазвонил телефон.

— Привет, это Дэн.

— Что у тебя?

Конечно, особого значения это уже не имеет, но все равно любопытно.

— Практически ничего. Вопреки ожиданиям у Марка Хатто не было врагов.

— А как насчет тех, кто угодил за решетку?

— Там тоже пусто. Поверь, дружище: Марк Хатто никому не был нужен мертвым.

— Расскажи об этом его дочери.

— Я имею в виду — никому в бизнесе. Мне посоветовали присмотреться поближе к его дому, тогда можно найти того, кто крепко выигрывает от случившегося кошмара. Тебе что-нибудь говорит имя — Саймон Хатто?

Лукас не мог понять: как это он проигнорировал очевидного подозреваемого? Еще один симптом потери квалификации… Брат Хатто определенно приобретает очень многое, убив всю семью Марка, то есть мотивом могла быть совсем не месть — по крайней мере не та безумная жажда отмщения, которую он себе представлял, — а элементарная жадность.

— Ну что скажешь? — спросил Дэн. — Хочешь, чтобы я присмотрелся поближе?

— Нет, — ответил Лукас. — По крайней мере пока нет. Я не готов. Но спасибо.

— Нет проблем. Звони, если что понадобится.

Лукас положил трубку и вышел на балкон. Закрыв глаза, вдохнул запах деревьев. Услышал птичью песню, еще какие-то неясные звуки, летевшие к нему сквозь застывший воздух. На мгновение показалось, что стоит открыть глаза — и он увидит Эллу и Криса, выходящих из леса. Они хорошие ребята, но сейчас необходимо сосредоточиться на более важном — на возвращении в Париж. В город, где он увидит дочь, увидит Мэдлин.

Может быть, это совершенно не то, что следует делать. Ему известно, что Мэдлин вышла замуж, у нее есть еще дети, и они счастливы, а дочь никогда о нем даже не думала. Его появление может вывести из равновесия их жизнь, однако это тот риск, который он обязан взять на себя.

Для семьи Хатто все кончено; уже не сказать те слова, что хотелось, не построить планы, не сблизиться друг с другом. Семья сократилась до одного члена.

Он тоже один, но у него есть путь назад.

Мысли Лукаса вернулись к рассказу Дэна, к образам Эллы и Криса… Да, Эллы, свернувшейся калачиком на диване. Впрочем, он не хочет ничего помнить, потому что больше не может думать о той крови, к которой мог ее подтолкнуть. Если Саймон Хатто убил ее семью, то наверняка ради контроля над империей своего брата. А раз дело обстоит именно так, то, как только наступит подходящий момент, он нанесет новый удар. Или Дэн ошибается, или Элла тоже мертва… только пока об этом не знает.

— Можете оставаться здесь столько, сколько захотите.

Дверь позади Эллы мягко закрылась, и воцарилась неприятная тишина. При всех мягких коврах и приглушенном освещении, при всей этой уютно-заурядной меблировке правда жизни вызывающе и бескомпромиссно лежала перед ней в виде трех гробов.

Девушка вглядывалась в лица родителей. Глаза у них были закрыты, но правая глазница отца казалась деформированной; кроме того, ее покрывал толстый слой грима. Очков на Марке Хатто не было, и Элла задалась вопросом: что это — стандартная практика или еще одно свидетельство того, что ему выстрелили в глаз?

Она вгляделась в лицо матери, высматривая такие же характерные признаки, но ничего не обнаружила. Куда же пришелся выстрел? Она это обязательно выяснит в свое время. Она выяснит все.

Элла вдруг поняла, что рассматривает тела, как муляжи, что не в силах соотнести их с людьми, которых знала.

Обойдя изножье материнского гроба, она приблизилась к Бену, все еще глядя поверх него на родителей. Сумеет ли она выдержать, увидев брата вблизи?

Нет, он не похож на Бена… На секунду мелькнул луч безумной надежды: а вдруг произошла чудовищная ошибка? Увы, чудес не бывает: это именно ее брат, его лицу просто не хватало той живости и того простодушного выражения, которые были так ей знакомы. Лицо, которое Элла воспринимала как нечто естественное, постоянное, словно восход солнца, слегка стерлось из ее памяти: ведь она думала, что оно будет таким всегда.

Она попыталась зафиксировать образ брата, впервые обратив внимание — глядя как бы со стороны, — что Бен симпатичный, и девушки должны считать его привлекательным. Элла буквально впитывала детали — форму рта, нос, брови… И тут заметила маленький белый шрам под подбородком.

Это сделала она, столкнув брата с велосипеда, когда они были еще маленькими, сделала нарочно, и результат оказался настолько ужасным, что Элла поклялась никогда больше не причинять ему боли. И сдержала слово, однако сейчас шрам вернул ощущение той детской вины, воспоминание о маленьком теле брата, лежащего на каменистой дорожке, о его отчаянных попытках не заплакать.

Судорожные рыдания сотрясли ее тело, жестоко сдавили грудь и горло. Как с этим жить? Слишком тяжела ноша, а сама Элла чересчур слаба. Она закрыла лицо ладонями. Потом снова посмотрела на брата.

Ей хотелось обнять его, но Элла боялась. Она гладила длинные, почти до плеч, волосы Бена, мягкие и шелковистые, осторожно, чтобы не дотронуться до лица неестественно здорового цвета. И тут девушка заметила то, на что не обратила внимания с самого начала: маленькую заплатку на лбу, чуть выше переносицы.

Вот куда ему выстрелили, вот точка, где его будущее, их общее будущее брата и сестры — было уничтожено. Элла почувствовала злость, злость сильнее горя, решимость увидеть убийц пойманными и осужденными. Это единственное, что теперь ей остается.

Не оглядываясь, она вышла и в коридоре вначале никого не заметила, однако возле главного входа наткнулась на Саймона, который с видом перепуганного школьника поджидал ее, сидя на стуле.

Увидев племянницу, он вскочил.

Ей всегда казалось, что они с отцом похожи, но сейчас дядя выглядел намного моложе Марка; волосы еще не тронуты сединой, лицо худощавое и свежее. Вид у него был совершенно растерянный. Девушка обратила внимание, что Саймон три или четыре раза доставал телефон — и тут же одергивал себя, и каждый раз — она не сомневалась — только потому, что человек, которому он хотел позвонить, лежал в гробу.

Саймон беспомощно улыбнулся и спросил:

— Ты в порядке?

Элла кивнула.

— Ужасно, ужасно… поскорее бы все закончилось, — сокрушенно покачал головой дядя.

— У полиции хотя бы есть предположения, кто мог это сделать?

— Еще нет. Кстати, они хотят поговорить с тобой.

— Зачем? Что я могу им рассказать?

— Думаю, они спросят, были ли у Марка враги, о которых ты знаешь, не в курсе ли ты каких-нибудь ссор, — произнес дядя, потом быстро оглянулся по сторонам и добавил: — Они могут воспользоваться случаем, чтобы покопаться в бизнесе, или по крайней мере спросят твоего разрешения на проведение дознания. Поэтому если тебя попросят посмотреть какие-нибудь записи, бухгалтерию и все такое, направляй их прямо ко мне.