Имаго - Юрий Никитин

У нас не то чтоб уж очень, но годик тому вместо выехавшейсемьи музыкантов поселился какой-то жлоб из Средней Азии. Так как четверть общегобалкона принадлежала ему, он всю эту четверть заставил старой мебелью, ящиками,заложил обломками стульев, как площадку между своей и моей дверью. Он и здесьпытался поставить бочки с солеными огурцами, еще какое-то хозяйство, мы быстерпели, я в таких делах тоже размагниченный интеллигент, но ницшеанец Лютовойпросто встретил его здесь же на балконе, дал в морду и, перевалив наполовинучерез перила, пообещал сбросить, если тот сейчас же не уберет все это дерьмо.

Этот русский азиат орал, визжал, от него жутко воняло, акогда Лютовой отпустил, с промокших штанов сразу набежала зеленая зловоннаялужа. Тогда они с женой быстро все убрали, а еще через месяц быстро и, говорят,выгодно сменяли на дом попроще, зато с квартирами попросторнее. Въехал Бабурин,тоже не подарок, но он один занимает трехкомнатную квартиру, ее загаживать емухватит надолго, прежде чем перейдет к балкону, все мы кривились, но Майдановдолго и настойчиво твердил, что все мы люди, демократы, а Лютовой махнул рукойи буркнул, что этот хотя бы не обазиатился, а русские все-таки арийцы, хотянекоторые очень-очень глубоко внутри.

Сейчас я снова заглянул на веранду, пусто, поднялся к себе исразу включил комп. Пока разогревался, проверялся и давил вирусов, тостерница икофеварка щелкнули в унисон, теперь у меня свежие поджаренные гренки, кофе, ачто еще русскому интеллигенту надо, не квас же?

Пальцы привычно опустились на клаву. По экрану в текстовомформате побежали слова: «Катастрофа самолета», «Кладбище», «Сжигание книг»… Яотхлебнул кофе, подумал и уже медленно, с остановками напечатал слова«Переоценка ценностей».

Дальше экранный лист девственно чистый. В черепе роятсямысли, но в слова пока не выстраиваются. Майданов искренне верит в то, чтоговорит. Он видит, что юсовцы живут богаче, а вечно голодному русскомуинтеллигенту автоматически кажется, что «богаче» значит «лучше». А раз так, томы должны идти по юсовскому пути. Чтоб разбогатеть, понятно. И жить, каксчитают юсовцы, счастливо.

А то, что по-юсовски счастливо может жить только тот, ктополностью умертвил некоторые стороны своей души, – ему невдомек. Он тольковидит, что юсовцы очень гордятся, что «умеют жить». Но в наше время, когда очеловеке говорят, что он умеет жить, обычно подразумевают, что он не отличаетсяособой честностью. Проще говоря, полнейшая сволочь.

Симптоматично, что взгляды интеллигентнейшего Майданова ибытового хама Бабурина полностью совпали. Заурядный человечек всегдаприспосабливается к господствующему мнению и господствующей моде. Более того,Бабурин сумел приспособиться даже лучше рефлексирующего Майданова. Он, как июсовец по ту сторону океана, считает современное состояние вещей единственновозможным и старается навязать свои взгляды всяким тут умникам, что «не умеютжить».

Можно, сказал я почти вслух, сопротивляться вторжению армий,но вторжению идей сопротивляться невозможно. Мы сумели бы отразить прямоенашествие всего НАТО и СЕАТО… о, тут бы и самые ярые дерьмократы устыдились быи взялись за оружие! Но мы не смогли выстоять против напора воинствующего мещанства,пошлости, скотства, понижения всего человеческого.

Что делать?

Нужно создавать контроружие.

Еще глоток кофе, гренки хрустят на зубах, разогретая кровьдвигается по телу быстрее, в череп бьет шибче, крушит и сносит какие-тобарьеры.

Свобода от всякой современной лжи должна начинаться сочищения от груза ветхих авторитетов. Я благодарен Диогену и Аристотелю за ихвеликий вклад в цивилизацию, но я не хочу знаться с человеком, который ихцитирует и поступает так или иначе лишь на том основании, что так сказалАристотель, Ньютон, дедушка Ленин или Дональд Рейган, неважно.

Те гении не сталкивались с проблемами, что возникли в новоммире. Опыт обмена рабов на зерно или способ приковывания невольников к весламгодились в течение десяти тысяч лет, они переходили неизменными из века в век.Менялись только имена народов, стран, племен, но опыт был востребован, тогдазнание классиков было уместным и нужным.

Но вот разом все рухнуло. Десять тысяч лет скакали на конях,и классический труд, как подковывать коней для степи, а как для гор, –тоже переходил из поколения в поколение. Но теперь кони только в зоопарке.Пришел Интернет, о котором Аристотель и даже Черчилль ни одним ухом.

Значится, оставим их портреты на стенах, а труды –историкам. От меня, человека этого мира, глубокий поклон, но читать их иследовать мудрым для того века указаниям я не буду. Нужны новые ценности… Ах,все еще нет? Тогда сформулируем, ибо человек без нравственных ценностей – ужене человек, а скот.

В этом мире, мире без нравственных ценностей, лучше всегоустроились люди безнравственные и беспринципные, ибо безнравственность ибеспринципность в США возведена в идеал, а вот русской интеллигенции пришлосьхуже всего. До этого она всячески и с упоением, как бы выполняя некиймистический священный долг, разрушала Русскую Империю, потом то, что осталосьот великой империи – СССР, затем – просто огрызок от СССР – Россию. И воттеперь, когда Россия окончательно уничтожена – можно бы сесть слева, как иположено, возле американского сапога, оказалось, что это место занято всякими«европейскими» народами, а она, русская интеллигенция, что всегда плевалась иприходила в неистовство при словах «русское», «русский», «национальное»,«патриот», – все равно считается дикой Азией… Да нет, хуже, ибо Азия давнопринята в «европейцы», а какие страны еще не приняты, то их примут вот-вот!Всякий видит, что Южная Корея – европейцы, и даже у Северной больше шансовстать европейской державой, в смысле – войти в самые тесные взаимоотношения смиром Запада, чем у территориально близкой к Западу России…

Пальцы поскребли по пустому блюдцу. От горки поджаренныххлебцев остались только крошки, я их тоже собрал в ладонь и схрустел. В головежар, за окнами черным-черно, только среди тусклых звезд ползет крохотноесозвездие из тесно прижатых друг к другу огоньков.

– Человек, – сказал я вслух, – животноеобщественное. Эрго, нуждается в обществе…

Суставы захрустели с такой силой, что задребезжали окна.Ого, это же сколько я горбился над клавой, хребет уже дугой, а ни хренатолкового не напечатал.

Выскочил на лестничную площадку, через гостеприимнораспахнутую на общую веранду дверь видно, что жена Майданова заново отмыластол, там снова вазочка с цветами, весь балкон сияет, перила блестят. БедныеМайдановы изо всех сил стараются вернуть дому мир, уют, покой. О Марьяне мы всестараемся не расспрашивать, пусть теперь лечит время.

Я вернулся в квартиру, набросил куртку, вечером явнопосвежело. Не скажу, что уж очень интеллектуальное общение, но альтернатива –сидеть и работать, а работать я ненавижу. Хоть над расчетами взаимодействиячипов, хоть выносить мусорное ведро, хоть над своей теорией, как осчастливитьвсе человечество.