Герцогиня-дурнушка - Элоиза Джеймс

К тому времени, когда совещание подошло к концу, Джеймс уже готов был выпрыгнуть из окна библиотеки и с пронзительным криком выбежать на улицу. Он чувствовал себя идиотом, который никогда не сможет управлять своей собственностью, потому что не выносит долгих разговоров о числах. Едва Рид начал свой нудный отчет, Джеймс сразу же почувствовал неудержимое желание поскорее убраться из библиотеки.

Поэтому именно Дейзи – Дейзи, которую он предал! – пришлось провести целых два часа, просматривая цифры и выдвигая идею за идеей. В какой-то момент Джеймс снова уселся за стол, но числа ускользали от него все так же неумолимо.

И дело было вовсе не в том, что он не знал математики или бухгалтерского дела. Все это Джеймс изучал в школе. Но он не мог заставить себя сосредоточиться на подобных расчетах. Внимание его постоянно рассеивалось, и он обнаруживал, что думает не о продаже лошадей ради прибыли, а о том, как отремонтировать конюшни. Когда же Дейзи и Рид говорили о том, сколько тонн сена получено с южного поля и сколько с западного, его единственным вкладом было следующее замечание: «Косить западное поле значительно труднее, потому что оно расположено на склоне холма». Джеймс знал это только потому, что прошлым летом, когда был в поместье, присоединился к работникам во время сенокоса. Он получал огромное удовольствие, орудуя косой, и проводил целые дни, работая на свежем воздухе. И даже боль в мускулах в конце трудового дня была ему приятна.

Правда же заключалась в том, что он был болваном, годным лишь на то, чтобы размахивать косой. Но если бы он не трудился усердно каждый день, то не смог бы контролировать свой дьявольски вспыльчивый нрав. И будь он проклят, если когда-нибудь начнет швырять в своих домашних фарфоровые статуэтки!

Дейзи, конечно же, постоянно высмеивала его, но на нее он не обижался. Более того, лишь благодаря ей ему когда-то удавалось сидеть на одном месте достаточно долго. Это было, когда он болел острым конъюнктивитом. Тогда доктора заперли его в темной комнате, иначе ему грозила полная слепота. Джеймс подозревал, что он все равно бегал бы по дому и окончательно сгубил бы свое зрение, если бы не Дейзи. Она ухаживала за ним, кормила его и читала ему Шекспира. Но когда он попытался читать сам, ничего у него не получилось, так как мысли невольно устремлялись к другим предметам.

Наконец разговоры о бухгалтерии закончились, и Дейзи попрощалась с мистером Ридом наилюбезнейшим образом. Джеймс попытался выйти следом за управляющим, но жена снова втащила его в библиотеку.

– Что еще? – со вздохом спросил он. – Я должен прокатиться верхом. А то у меня голова разболелась.

Джеймс все еще не мог поверить, что у него есть жена. Не говоря уже о том, что эта жена – Дейзи. Его Дейзи. Протянув руку, он провел ладонью по ее щеке.

– У тебя самое прекрасное, самое благородное лицо. Как у русской княжны, я думаю…

Тео его слова понравились – он понял это по ее глазам.

– Тогда поцелуй меня, – сказала она.

И Джеймс поцеловал ее. Однако думал при этом все о том же. Он неожиданно обнаружил, что и в самом деле думал так, как рассказал принцу Уэльскому той давней мартовской ночью. Дейзи принадлежала ему, и он испытывал к ней собственнические чувства. Более того, он действительно страстно желал ее. Но, увы, отношения между ними уже никогда не будут такими чистыми и искренними, как прежде. И поэтому он поцеловал ее со страстью и с отчаянием, как будто ощущал при этом вкус собственных страданий.

Наконец оторвавшись от ее губ, он пробормотал что-то насчет ужасной головной боли и тотчас же ушел.

После стремительной скачки, избавившей его от головной боли – но не от сердечной, – Джеймс пообедал у себя в клубе, вернулся домой и тотчас же направился в спальню. Рухнув на кровать, он уставился в полог над головой, не в силах ни думать, ни двигаться, ни даже заснуть.

Его камердинер Барли зашел через несколько часов и справился насчет ужина. Оказалось, что графиня отправилась к модистке и еще не вернулась.

– Позже, – ответил Джеймс.

Он страдал от чувства вины. «Вероятно, так чувствуют себя убийцы», – думал он. Ему ужасно хотелось мощным ударом в челюсть впечатать своего отца в стену. Отец разрушил его брак, его любовь к Дейзи, его будущее! Джеймса трясло от ненависти к этому человеку.

Некоторое время спустя его камердинер тихонько постучал в дверь и снова вошел в комнату.

– Полагаю, время одеваться к ужину? – Джеймс сел на постели.

– Да, милорд. Я приготовил вам ванну. Но мистер Крамбл подумал, что вам следует знать… – Барли в смущении умолк.

– В чем дело? – спросил Джеймс. – Мой отец возвратился со скачек?

– Нет, милорд. Это все газеты…

– А что с ними такое?

– Мистер Крамбл сказал графине за завтраком, что большинство газет не доставили, но он отнес их в библиотеку, чтобы вы их прочли.

– Хорошо. Я еще до них не добрался. Но почему же Крамбл сказал так моей жене?

– Это из-за того, что там написали о вашей свадьбе, то есть о леди Айлей. Он решил показать их вам при первой же возможности.

Джеймс в недоумении пожал плечами:

– Но что же такого могли написать газеты о моей жене? Почему они прицепились к нашей свадьбе?

– Это ведь была свадьба сезона, – произнес Барли. – Описания церемонии и праздничного торжества – всюду хвалебные. Позолоченная карета и слуги в ливреях, сотканных из золотых нитей, вызвали всеобщий восторг.

– Мне кажется, будто я тащу из тебя слова клещами, Барли, – проговорил Джеймс. – Ты уже подобрал для меня что-нибудь? Что я надену на вечер?

– Мистер Крамбл думает, что лучше подать ужин графине к ней в комнату, – продолжал Барли, слегка запинаясь. – А вы можете поужинать вместе с ней. По-свойски. То есть… когда позвоните, что готовы.

Камердинер Джеймса прекрасно владел английским, но сейчас его странная речь да еще и просторечное «по-свойски»… Это могло означать только одно: случилось что-то ужасное.

Гнев и страх охватили Джеймса, и он закричал:

– К чему, черт тебя возьми, ты клонишь, Барли?!

– В газетах ее называют «дурнушкой» и «гадкой герцогиней», – ответил слуга со вздохом.

– Что?!

– «Гадкая герцогиня» – это намек на сказку «Гадкий утенок». И, милорд, прошу вас, говорите потише. Ваша супруга в соседней комнате. Она удалилась к себе в спальню сразу же, как только вернулась от модистки.

– Когда ты сказал «в газетах», какие именно издания ты имел в виду? – Джеймс снял рубашку и бросил ее на кровать. Дейзи, должно быть, в отчаянии. А эти репортеры… Все они бессовестные лгуны! Он лично поубивает проклятых писак! Завтра же он добьется, чтобы эти проклятые газетенки закрыли.

Джеймс обнаружил, что его руки дрожат от ярости.