Крестная мать - Звева Казати Модиньяни

Шон громко рассмеялся.

– Не хватало именно тебя, чтобы поставить все на место.

– Не вижу ничего смешного в том, что ты опоздал на час, – огрызнулась Рыжая.

Ирландец вспомнил, что накануне он действительно пригласил ее посмотреть фильм с Тирон Пауэр и Ритой Хэйворт, потом совершенно забыл о своем приглашении, но автомат сработал – хоть и с опозданием, но он прибыл именно сюда и, как выяснилось, не ошибся.

– Я об этом совершенно забыл, – честно признался Шон.

– Издеваешься? Какого черта ты тогда пришел?

– Долго рассказывать, – с усмешкой буркнул он. Ему нравилась эта ломака, в постели она вела себя бурно и естественно, как гроза, слово «замужество» было не из ее лексикона.

– Подонок ты, ирландец! – перешла Рыжая в наступление. Нельзя же позволять ему хамить, хотя он хорош собой и играет по воскресеньям на органе в церкви Святого Кристофера. У него к тому же всегда полны карманы денег. На женщин он смотрит с голодной улыбкой, от которой они просто млеют. – Я думаю, не послать ли тебя ко всем чертям? – сказала с вызовом Рыжая, уперев руки в бедра и подняв правую бровь, как ее любимая кинозвезда Рита Хэйворт.

– Принято, – поспешно отреагировал Шон.

– В каком смысле? – насторожилась она.

– Все отменяется, – с ангельской улыбкой уточнил он.

– Хам и дурак! – перешла она в наступление.

Ответ Шона потонул в потоке оскорблений, он воспринял это как манну небесную – был повод остаться одному и обо всем подумать.

– Прими холодный душ! – посоветовал Шон и ушел, не оставляя времени на ответную реплику. Он не сомневался, достаточно поманить пальцем – она снова прибежит.

Газеты пестрели новостями, но его интересовало только одно сообщение: «Кровопролитие у отеля «Плаза». «Фрэнк Лателла, глава крупной семьи мафии в Нью-Йорке, чудом избежал смерти. Жертвами покушения оказались водитель Лателлы и швейцар известного отеля «Плаза» Калоджеро Пертиначе, итальянец». Шон на ходу швырнул газету в мусорный ящик. Ему теперь не нужно было дожидаться следующих номеров газеты, чтобы узнать развязку. Если не найти выход – его дело дрянь.

За «отправку посылки», как на жаргоне называлось исполнение смертного приговора, он уже получил задаток – половину. Вторую половину суммы ему должны были передать по завершении работы. Теперь трудно исправить ошибку, даже если предположить, что заказчик предоставит ему такую возможность. Лучший вариант – вернуть задаток, но в таком случае заказчик может счесть Шона опасным для организации.

Слишком поздно трубить отбой. Он шел по дороге, ведущей в никуда, обратного хода не было. Да это даже и не дорога, а тропа на пересеченной местности, где засада ждет на каждом повороте, но выбора нет.

Шон вошел в спортивный зал Доминичи – огромное помещение, пропахшее потом и грязью, запыленное, обжитое тараканами. Ирландец чувствовал себя здесь уютно и уверенно. Знай он, что Хосе Висенте Доминичи – правая рука Фрэнка Лателлы, он бы держался подальше от этого места. Шон, недавно вернувшийся из Кореи, «одинокий волк», многого не знал о связях и разборках различных кланов мафии. Он был киллером и зарабатывал своим ремеслом, остальное его не касалось. В этот спортзал он ходил постоянно – поддерживал физическую форму.

В полупустом помещении Антонио Коралло, уборщик и доверенное лицо Хосе Висенте Доминичи, наводил порядок в раздевалках, проклиная, словно страждущая душа в аду, грязь, беспорядок и тараканов. Заношенная майка неопределенного цвета болталась на его худом теле, прямые удары противника и пародонтоз сильно разредили его шатающиеся зубы. Над его темными проницательными глазками нависали кустистые брови. Расплющенный нос свидетельствовал о многочисленных стычках с противником.

Антонио Коралло ответил сдержанным кивком на приветствие Шона Мак-Лири.

– Ты что – не в духе сегодня? – удивился ирландец, уже привыкший к неизменной приветливости Антонио.

– Ты угадал, – ответил тот сухо.

– Кто-нибудь умер? – попытался шутить Шон, собираясь раздеваться.

– Всегда кто-нибудь умирает, – отозвался Антонио.

В руках у него была свежая газета, на первой странице – сообщение о кровавых событиях у отеля «Плаза».

– Кто-нибудь из знакомых? – как можно безразличнее произнес Шон.

– Эдди Костер. Тренировался здесь, как и ты. Фрэнка Лателлу я тоже неплохо знаю. Ему-то повезло, не убили. Швейцара я, правда, не знал, но он такой же, как и я, – несчастный «макаронник». Все равно его жаль, – он показал на фотографии в газете.

Голос у Антонио Коралло был тихий и невыразительный. Ему было чуть больше сорока, но выглядел он гораздо старше своих лет. Антонио невозможно было представить молодым. В молодости его угораздило влюбиться в балерину. Он женился на ней, мечтая об успехах на ринге, но однажды в решающем поединке противник-левша нанес ему серию убийственных ударов, отбив охоту к боксу, который таил в себе опасности и похлеще. Лили, его жена, родила резвого младенца и сбежала, прихватив с собой скромные сбережения мужа, но оставив взамен сына и приятные воспоминания. Сын Джон подрастал в компании мальчишек своего квартала, порученный заботам многодетной односельчанки отца. Антонио жил случайными заработками, пока Хосе Висенте Доминичи не втащил его на борт своей вонючей, но крепкой лодки, где Антонио чувствовал себя как рыба в воде.

– Жаль твоих друзей. – Шон сосредоточенно следил за бойким перемещением таракана по стене вдоль шкафчиков.

– Что с тобой, ирландец? Будешь тренироваться сегодня?

Шону же было не до тренировки.

Черт возьми! Откуда ему было знать, что между ним и его мишенью окажутся два невинных человека. На него вдруг навалились усталость и какая-то внутренняя пустота.

– Сегодня отдохну, увидимся на следующей неделе, – с этими словами он направился к выходу.

– До свидания, парень, – попрощался Коралло.

В памяти Шона всплыл зеленый луг и ясное майское утро – одно из немногих счастливых воспоминаний его жизни. Вернуться бы к этому свету и начать все сначала. И вспомнилось ему отцовское наставление: «В жизни надо быть всегда начеку. Не совершай ошибок, которые не сможешь исправить. Придет день, когда твое желание начать все сначала лишь приблизит возмездие».

Он открыл дверь своей небольшой квартиры, и мать тут же протянула ему телефонную трубку – аппарат находился в прихожей.

– Кто-то просит тебя, – прошептала она, прикрывая трубку рукой.

– Алло! – успел ответить Шон и больше не проронил ни слова. Он молча слушал несколько секунд, потом положил трубку.

– Кто это? – улыбнулась мать. Морин Мак-Лири была доброй женщиной. Она обожала единственного сына и воспитывала его в религиозном духе. Сын такой впечатлительный, он живет в этом таинственном мире, его интересует музыка, может умилить жалкая кошка, он защищает слабых, помогает бедным. «Мой мальчик» – так называла она сына, хотя ему уже было двадцать шесть лет и он прошел сквозь все ужасы войны. Он отличный сын, и Мадонна уберегла его. По воскресеньям он играет в церкви на органе. Приносит достаточно денег, чтобы хорошо жить и благодарить всевышнего за милосердие.