Мир пауков. Маг - Колин Генри Уилсон

Это чувство исчезло сразу же, стоило нащупать вторую кнопку. На сей раз от искажения наступила тошнота и головокружение; когда прошло, в теле образовался тяжелый, мутный осадок. А еще человек был ошеломлен дремотностью, от которой мир казался иллюзорным; Найлу казалось, что он бодрствует и спит одновременно. Он опять нажал на кнопку, но эффект дремотности от этого лишь усугубился. Все вокруг подернулось рябью, и ощущение возникло такое, будто он, Найл, безнадежно пьян. Но стоило нажать на «стоп», как все мгновенно пришло в норму. Невероятным облегчением было воспринимать мир таким, какой он есть, и Найл, пожалуй, впервые по-настоящему оценил, какая это роскошь, – быть нормальным.

Но он уже вошел во вкус, и вскоре снова нажал на «старт». Затем ткнул кнопку с цифрой «три». Ничего не произошло. Отключил, попробовал снова: опять ничего. Понятно, что надо было всего-то кликнуть Стигмастера, и он бы объяснил, как быть. Но хотелось во всем разобраться самому. Найл озадаченно насупился, глядя на устройство у себя в руке. С первой кнопкой ясно, это «старт-стоп», без нее вторая кнопка не сработает. Может, надо вначале нажать вторую, и тогда сработает третья? Найл попробовал: мимолетно коснувшись второй кнопки (он уже усвоил, что чем дольше держишь палец, тем сильнее эффект), поспешил нажать третью. Наступившая следом темнота дала понять, что догадка верна. Спустя секунду он оторопело замер от птичьего пения и шума бегущей воды. Вместе с тем можно было обонять трудноуловимый, но вполне определенный запах влажной травы и листьев. Однако поскольку он так и лежал в темноте, то не было ясности, где именно все это происходит. И тут все вокруг будто пришло в движение, и Найл заслышал сухой шорох колес по насыпной дороге, и шарканье ног возниц. Не поднимая головы, он попытался представить, что открывает глаза. На этот раз сработало моментально, и он очутился между матерью и братом Вайгом в повозке, которую катили четверо гужевых. Они проезжали через лесистый участок. Ветви деревьев смыкались над дорогой, образуя зеленый тоннель. Просвечивающее меж ветвей небо было ярко-синим, и различались отдельные облака, висящие над отдаленными холмами. Когда миновали два крутых склона, Найл потянулся и дотронулся до влажной травы. Они только что прибыли в край пауков, и их везли в город Белой башни. Во время плавания из Северного Хайбада Найл спас жизнь бойцовому пауку, которого смыло за борт, вот почему к ним относились скорее как к гостям, а не как к узникам. А Найл впервые за всю свою жизнь, прожитую в пустыне, смотрел на обильно орошаемую дождем лесистую местность и слушал пение дроздов. То было одно из самых памятных впечатлений в его жизни, и переживая теперь его снова, он блаженствовал от тихой радости и ностальгии. Хотя с той поры не прошлой года, все теперешнее казалось совершенно иным, а былое – ушедшим безвозвратно.

Спустя секунду это воспоминание сменилось другим, хотя и косвенно с ним связанным. На этот раз Найл размашисто шагал по залитой лунным светом дороге с небольшим отрядом, одетым под рабов. Фактически все это были молодые люди из города жуков, отправившиеся на дело куда более опасное, чем сами себе представляли: отыскав старую крепость, пробраться в нее и завладеть арсеналом оружия и боеприпасов. Уллик, Милон, Йорг, Мастиг, Криспин, Маркус, Гастур, Ренфред, Космин, Киприан. Всех пьянил дух приключения; лишь старший, Доггинз, сознавал опасность. Через несколько часов троим из них суждено погибнуть, включая Киприана, шагающего сейчас за спиной. Вместе с тем Найл вдыхал холодную сладость ночного воздуха, и впитывал колдовство серебристого тумана; какой-то странный внутренний свет оптимизма подсказывал, что сегодняшняя ночь круто изменит всю его жизнь…

Тут Найл наконец почувствовал, что до него начинают доходить некоторые принципы устройства интерналайзера. Вот сейчас одно воспоминание повлекло за собой другое, потому что общим у них является одни основной фактор – не то, что оба связаны с загородной природой, а то, что оба вызывают одно и то же неизъяснимое чувство светлого восторга и свободы.

Он нажал четвертую кнопку. Снова темнота, но темнота, в которой можно слышать ровный шум стойкого высокого ветра, и чувствовать острый, соленый запах моря. Даже не пытаясь восстановить картину, он знал, что стоит на гребне высокого кряжа, отделяющего пустыню от прибрежной равнины Северного Хайбада, и впервые вдыхает запах моря. Сердце учащенно билось от светлой, возвышенной радости. Спустя секунду он перевел взгляд на зеленую равнину с ее деревьями и кустарником; дальше уходила за горизонт синева моря. Тут перед взором зарябило и потемнело, и вот Найл уже лежит среди ночного холода возле костра, вдыхая древесный дым и слушая протяжную песню, которую тянут заунывным хором матросы. Он понял, что находится все в том же Северном Хайбаде на пути к пещере, чтобы извлечь из нее тело отца, и что отряд расположился лагерем среди той же зеленой равнины, которую он озирал с высоты горного кряжа.

И вот в этом месте произошло нечто странное. Когда он, лежа возле потрескивающего костра, задумчиво слушал пение, его вдруг потянуло в сон. И тут Найл осознал, что его прежнее «я», вероятно, в тот момент уже отключилось, и он заметил этот переход в сумеречный мир меж сном и бодрствованием. И вот теперь выявлялись вызывающие тревожное замешательство зыбкие, нечеткие образы, призрачно скользящие перед внутренним взором подобно стеклянистым облакам, и чужие голоса, произносящие бессвязные, и вместе с тем странно осмысленные фразы: «Его зелень будет еще упрямее, когда отыщет свой хвост…». Затем голоса будто бы превращались в воду, просачивающуюся в трещины бессознательного ума Найла, и сбегали в некое подземное озеро тьмы. На Найла это подействовало так, что подкатила тошнота и голова закружилась, а все вокруг словно утратило прочность. Найл резко утопил на пульте кнопку «стоп» и испытал несказанное облегчение, когда возвратился в обычный мир, словно дневной свет после ночного кошмара.

Но любознательность не утихла, и Найл коснулся последней кнопки нижнего ряда под цифрой «20». Результат был столь же неожиданный, сколь и тяжелый. Найла вдруг пронзила безысходная мука и жалость, грянувшая с внезапностью летней грозы или жестокого удара. Он стоял возле входа в пещеру, глядя на безобразно раздувшийся труп отца: черное лицо, застывшие глаза навыкате. Рука с медным браслетом вскинута, словно защищая лицо от клыков разозленного паука.

– Тебе, наверное, надо бы выключить аппарат, – послышался голос старца.

Тот снова стоял возле ложа. Шок от случившегося отнял у Найла столько энергии, что ему стоило труда нажать на «стоп».

– Зачем ты это сделал? – спросил Найл плохо повинующимися губами.

– Электрические импульсы интерналайзера вызывают разрядку у центров памяти. Ты выбрал частоту, связанную с болезненными воспоминаниями.

– Ну и что в этом хорошего? – Найл понимал, что говорит не совсем разумно, но потрясение переплавлялось в гнев.

– Гораздо больше, чем ты думаешь, – голос у старца был так спокоен и уравновешен, что гнев испарился. – Я бы советовал тебе повторить эксперимент.

– Зачем? – Найл нисколько не разуверился в Стигмастере, но сама мысль вызывала дрожь.