Гавань Семи Ветров - Дмитрий Воронин

А если бы он и почувствовал, то лишь мысленно поздравил бы себя с тем, что приключение, с которым он практически распрощался, явно намерено само последовать за ним. И, значит, рано или поздно их дорожки пересекутся.

Черри тупо смотрела на стену, чувствуя, как скрипят ногти, медленно входящие в дерево подлокотников. То, что она сейчас ощущала, было даже не бешенством. Скорее — отчаянной решимостью. Утар стоял рядом с креслом, и его лицо тоже было почти неподвижно. Он навидался на своем веку всякого и потому не склонен был воспринимать происходящее столь же болезненно, сколь и его воспитанница. Он даже был бы готов объяснить ей, что во всем при желании можно найти положительные моменты. Но молчал — ибо понимал, что сейчас Черри просто не в состоянии никого слушать, она слышит только себя.

В который уже раз Утар обозвал себя круглым идиотом.

Надо же было так сглупить, ну зачем, зачем он потащил девочку туда, в тот дом? Не надо было… ведь можно было просто рассказать — да и не сейчас, потом, через седмицу, через две. Рассказать как о делах прошедших, о которых стоит помнить, но не более того. Служанку же, что видела начало бойни и бросилась бежать куда глаза глядят, посадить на время под замок. Или вообще… все, что видела, она уже рассказала, и теперь была не слишком-то нужна. А теперь, после того как Черри увидела все это своими глазами… девочка была импульсивна и самолюбива и теперь видит в происшедшем не просто несколько, пусть даже много, смертей. Она видит вызов — вызов ей, главе самой могущественной и самой опасной Гильдии.

— Я их уничтожу… — прошипела красавица, и даже отнюдь не страдающий излишней добротой Утар содрогнулся, столько злобы звучало в этом тихом, змеином шипении. — Я их уничтожу, всех. Никто не смеет бросать вызов… Гильдии.

Учитель и телохранитель знал, что она хотела сказать «бросать вызов мне». Но удержалась — это было уже неплохим признаком. Власть главы Гильдии велика, и никто не посмеет спорить с ней. Кроме него, конечно. А потому только у него и есть сейчас шанс удержать девушку от опрометчивых шагов, о которых потом можно будет только сожалеть.

— Послушай меня, девочка моя. — Никто и никогда не мог бы себе представить, что этот гигант, в свое время запятнанный кровью по самую макушку, может говорить столь ласковым голосом. — Послушай меня, Черри, не надо поспешных действий. Ты должна подумать, все взвесить. Я понимаю, что гибель Семьи станет для нас тяжелым ударом, но все же…

— Нет, Утар, ты не понимаешь. — Он вдруг с ужасом понял, что она говорит уже абсолютно нормальным тоном, а значит, сумела взять себя в руки. И принятое ею решение станет окончательным. А он уже подозревал, какое оно будет, хотя отчаянно надеялся ошибиться. — Все не так. И дело не в том, что кто-то сумел вырезать подчистую всю Семью, всех ночных воинов. И дело даже не в том, что эта тварь разорвала их на куски, на мелкие куски… Дело в том, мой дорогой учитель, что до сего момента был один-единственный человек, которому позволялось… да, я помню, чему ты учил меня, мы и в самом деле позволяли ему охотиться на нас. Императору… и больше никому. А теперь нам объявили войну. Не я первая ее начала, мы заключили честный контракт…

— Черри, опомнись. С кем ты собираешься сражаться? С этим… человеком?

— Мне плевать, человек он или нет.

— Он не человек. Человек не может прийти в дом Семьи и вырезать почти сорок человек. Я не говорю про женщин, детей, стариков — сорок воинов, сильных, опытных. Раньше с ночным воином никто не мог сравниться, ну или почти никто. Ты думаешь, что с ним справятся твои головорезы, способные при встрече с членом Семьи наделать в штаны?

— Этих встреч больше не будет, — резко оборвала его брюнетка. — Семьи больше нет. И никогда не будет. Он убил всех, воинов, женщин, детей… ты видел, Утар, он же убил даже всех собак в доме. Все живое… И мне правда плевать, кто он или что он, этот, называющий себя Тернером. Я найду его и убью. Я…

— Черри, остановись.

— Я, глава Гильдии убийц, властью, данной мне нашим законом…

Она выговаривала каждое слово твердо, отчетливо, как будто бы вколачивая его в голову своего единственного слушателя. А тот смотрел на нее умоляющим взглядом и тихо шептал:

— Нет, Черри, девочка… я прошу, не надо, опомнись…

— … властью, данной мне этим званием, властью, данной мне памятью пролитой крови, приказываю объявить Большую Охоту на существо, именующее себя Тернером, и его спутников, именующих себя Дьеном и Таяной де Брей. И пусть также обратится Большая Охота на всякого, кто протянет ему руку помощи, кто встанет с ним рядом, кто даст ему кусок хлеба, глоток воды или крышу над головой. Такова моя воля.

В комнате повисла тяжелая тишина. Казалось, она была столь тяжела, что под этим необоримым грузом согнулся старый утар Белоголовый. А может, это был просто поклон — Знак того, что приказ госпожи услышан и отныне будет претворяться в жизнь.

Традиция Большой Охоты уходила своими корнями в далекое прошлое, когда Гильдия еще не была столь сильна, но изо всех сил старалась утвердиться, зарекомендовать себя. И тогда родился закон, гласящий, что по приказу своего главы вся Гильдия соберется в единый кулак и устранит любую угрозу. Услышав повеление Большой Охоты, каждый член Гильдии должен был приложить все усилия, чтобы самому или с помощью товарищей по профессии уничтожить того, кто стал жертвой Охоты. А тот, кому удавалось убить жертву, получал великий приз — право стать главой Гильдии. И, услышав этот приказ, каждый убийца пускал в ход все — удачу, умение, золото, связи, — лишь бы достичь цели.

В первые десятилетия это происходило довольно часто, у Гильдии было достаточно врагов, в том числе и имеющих за собой немалую силу. Потом необходимость в Большой Охоте отпала, поскольку силу общества убийц признали, и никто уже не желал идти против них, по крайней мере делать это в открытую. Более того, каждый глава Гильдии твердо знал — объявление Большой Охоты почти наверняка приведет к тому, что власть свою придется передать другому. А среди убийц не было принято оставлять в живых свергнутых владык. Утар Белоголовый был чуть ли не единственным исключением.

За последующие века Большая Охота применялась раз шесть. В одном случае все разрешилось быстро — прослышав о возобновлении древней традиции, родственники преследуемого сами притащили его голову главе Гильдии, надеясь таким образом спасти свои жизни. Остальные случаи были сложнее — пролилось много крови, а в двух последних, когда жертвами были назначены очень уж «согрешившие» пред Гильдией Императоры, и сами охотники оказались на грани истребления. Но Большая Охота всегда настигала свои жертвы. Любой ценой.

И сейчас Черри намеренно приносила на алтарь мести свое звание, а возможно, и жизнь. Как, впрочем, и множество жизней своих «подданных». Несмотря на все слова Белоголового, у нее не было выбора — Гильдии не просто брошен вызов. Ей объявлена война. И в войне этой исходом могла стать только победа или смерть. Третьего не дано.

Трое путников мерно покачивались в седлах. Пожалуй, это было не самое лучшее время, чтобы отправиться в путь, — голые, утратившие листву деревья, темная, даже на вид холодная земля, местами припорошенная тонким слоем снега — зима в этом году, по уверению Таяны, была по-особому холодной. Денис, который бывал в местах, где минус два по Цельсию считались чуть ли не очень теплой погодой, лишь снисходительно посмеивался.