Земля обетованная - Барак Обама

обратились по крайней мере два других вероятных кандидата в Сенат — государственный контролер штата Дэн Хайнс и мультимиллионер, управляющий хедж-фондом Блэр Халл — оба они, похоже, имели гораздо больше шансов на победу, поэтому привлечение меня в качестве клиента, скорее всего, обойдется его фирме в кругленькую сумму.

"Подождите, пока Рич Дейли уйдет на пенсию, а затем баллотируйтесь на пост мэра", — заключил он, вытирая горчицу со своих усов. "Так будет лучше".

Конечно, он был прав. Но я не играл с общепринятыми шансами. И в Эксе я почувствовал — под всеми данными опросов, стратегическими записками и тезисами, которые были инструментами его профессии, — кого-то, кто видел себя не просто наемным убийцей; кого-то, кто мог бы быть его родственным духом. Вместо того чтобы спорить о механике кампании, я попытался обратиться к его сердцу.

"Вы когда-нибудь думали о том, что Кеннеди и Бобби Кеннеди, похоже, умеют находить лучшее в людях?" спросил я. "Или задумывались, каково это — помогать LBJ принимать закон о правах голоса, или FDR принимать социальное обеспечение, зная, что ты сделал жизнь миллионов людей лучше? Политика не обязательно должна быть тем, чем ее считают люди. Она может быть чем-то большим".

Внушительные брови Экса поднялись вверх, когда он осмотрел мое лицо. Должно быть, было ясно, что я не просто пытаюсь убедить его, я убеждаю себя. Через несколько недель он позвонил и сказал, что после обсуждения этого вопроса со своими деловыми партнерами и женой Сьюзан он решил взять меня в качестве клиента. Прежде чем я успел поблагодарить его, он добавил оговорку.

"Твой идеализм будоражит, Барак… но если ты не соберешь пять миллионов баксов, чтобы показать это по телевизору, чтобы люди могли это услышать, у тебя нет шансов".

После этого я, наконец, почувствовал, что готов испытать себя в отношениях с Мишель. Сейчас она работала исполнительным директором по связям с общественностью в больничной системе Чикагского университета, что давало ей больше свободы действий, но все же требовало от нее совмещения профессиональных обязанностей высокого уровня с координацией встреч с девочками и забиранием их из школы. Поэтому я был немного удивлен, когда вместо ответа "Нет, Барак!" она предложила обсудить это с некоторыми из наших близких друзей, включая Марти Несбитта, успешного бизнесмена, чья жена, доктор Анита Бланшар, родила обеих наших девочек, и Валери Джарретт, блестящего и хорошо связанного адвоката, которая была начальником Мишель в городском отделе планирования и стала для нас как старшая сестра. Тогда я еще не знал, что Мишель уже добралась до Марти и Валери и поручила им отговорить меня от моей глупости.

Мы собрались в квартире Валери в Гайд-парке, и за долгим поздним завтраком я объяснил ход своих мыслей, расписал сценарии, которые приведут нас к выдвижению от Демократической партии, и ответил на вопросы о том, чем эта гонка будет отличаться от предыдущих. С Мишель я не стал скрывать, сколько времени меня не будет. Но это было все, я пообещал, что если я проиграю в этой гонке, мы навсегда покончим с политикой.

К тому времени, как я закончил, Валери и Марти были убеждены, несомненно, к огорчению Мишель. Для нее это не было вопросом стратегии, не считая того, что мысль о еще одной кампании нравилась ей примерно так же, как зубная боль. Больше всего ее беспокоило влияние на наши семейные финансы, которые все еще не полностью оправились от предыдущей кампании. Она напомнила мне, что у нас есть студенческие кредиты, ипотека и долги по кредитным картам, о которых нужно думать. Мы еще не начали откладывать деньги на образование наших дочерей, и, кроме того, баллотирование в Сенат потребует от меня прекращения юридической практики, чтобы избежать конфликта интересов, что еще больше снизит наши доходы.

"Если вы проиграете, мы окажемся еще глубже в яме", — сказала она. "А что будет, если вы выиграете? Как мы сможем содержать два дома, в Вашингтоне и Чикаго, когда мы едва можем содержать один?".

Я предвидел это. "Если я выиграю, дорогая, — сказал я, — это привлечет внимание всей страны. Я буду единственным афроамериканцем в Сенате. С более высоким профилем я смогу написать еще одну книгу, и она будет продаваться большим тиражом, что покроет дополнительные расходы".

Мишель резко рассмеялась. Я заработал немного денег на своей первой книге, но ничего близкого к тому, что потребовалось бы для оплаты расходов, о которых я сейчас говорил. По мнению моей жены — да и большинства людей, я думаю, — недописанная книга вряд ли была финансовым планом.

"Другими словами, — сказала она, — у вас в кармане есть волшебные бобы. Это то, о чем вы мне говорите. У тебя есть волшебные бобы, и ты собираешься посадить их, и за ночь огромный бобовый стебель вырастет высоко в небо, и ты заберешься на него, убьешь великана, который живет в облаках, а потом принесешь домой гусыню, несущую золотые яйца. Вот так?"

"Что-то вроде этого", — сказал я.

Мишель покачала головой и посмотрела в окно. Мы обе знали, о чем я прошу. Еще один срыв. Еще одна авантюра. Еще один шаг в направлении того, чего я хотел, а она не хотела.

"Вот и все, Барак", — сказала Мишель. "В последний раз. Но не жди от меня никакой агитации. На самом деле, ты даже не должен рассчитывать на мой голос".

В детстве я иногда наблюдал, как мой дедушка-коммерсант пытался продать по телефону полисы страхования жизни, его лицо выражало страдание, когда он делал холодные звонки по вечерам из нашей квартиры на десятом этаже высотки в Гонолулу. В первые месяцы 2003 года я часто думал о нем, сидя за своим столом в скудно обставленной штаб-квартире моей недавно начатой кампании в Сенат, под плакатом Мухаммеда Али, триумфально стоящего над поверженным Сонни Листоном, и пытаясь подбодрить себя, чтобы сделать еще один звонок по сбору средств.

Кроме Дэна Шомона и кентуккийца Джима Коули, которого мы наняли в качестве руководителя кампании, наш штат состоял в основном из ребят лет двадцати, только половина из которых получала зарплату, а двое из них были еще студентами. Мне было особенно жаль моего единственного штатного специалиста по сбору средств, которому приходилось подталкивать меня к тому, чтобы я брал трубку телефона и просил пожертвования.

Становился ли я лучше в роли политика? Я не могу сказать. На первом запланированном форуме кандидатов в феврале 2003 года я был скован и неэффективен, не смог заставить свой мозг работать в