Уважаемый господин дурак - Сюсаку Эндо

И тут он услышал, как кто-то зовет его тихим голосом:

— Эй, парень... Не хочешь развлечься?

Голос раздался из темной щели между кинотеатром и соседним магазином, — щель эта напоминала вход в пещеру, и вскоре оттуда, как призрак, появилась женщина с повязкой на шее.

— О боже! — закричала она. — Так это американец из гостиницы!

Гастон печально заморгал. Хотя из-за этой женщины его выгнали среди ночи из гостиницы, он не злился на нее. Слабохарактерный Гастон был не способен ни на кого обижаться. Даже в детстве, какие бы шутки ни устраивали с ним приятели, как бы грубо к нему ни относились, он по темпераменту не мог ненавидеть своих мучителей. Сама ненависть была для него понятием неприемлемым. Вместо этого Гастон верил в доброе расположение и дружбу тех, с кем общался, — других чувств в его сознании просто не было. Поэтому при виде этой женщины в нем не всколыхнулась неприязнь: скорее всего, он уже и забыл, что произошло в гостинице.

— Что случилось? Вы не в гостинице? Вы помогли мне убежать. Но когда я падала, я ударилась попой и она еще болит. — И женщина со смехом показала ему это место, в улыбке обнажив красные десны. — Но что случилось с вами?

— Меня заставили уйти из гостиницы, — ответил Гастон со своей обычной улыбкой на лице, потирая от усталости глаза.

— О? Вас вышвырнули из гостиницы? — Женщина удивленно заглянула иностранцу в лицо — осторожность еще не исчезла из ее взгляда. — Но если вы будете стоять здесь, вас могут увидеть полицейские. Пошли отсюда.

Гастон сделал два-три шага и неожиданно сказал, будто ему это пришло в голову только что:

— Еда...

— Что?

— Еда... для собаки... и меня.

Он с грустью показал на свой живот. Женщина внимательно оглядела его еще раз — похоже, он удовлетворял ее требования, и она пригласила его следовать за собой. Она исчезла в расщелине, похожей на вход в пещеру, с проворством корабельной крысы. Гастон слышал, что на Востоке города изобилуют подземными лабиринтами, полными загадок и тайн, как это описано в арабских сказках, но никак не ожидал встретить что-либо подобное в Токио. С трудом протиснувшись в расщелину, он двинулся за женщиной, которая исчезла в темноте.

— Где вы застряли? — услышал он откуда-то снизу ее голос. — Идите сюда. Здесь лестница.

Когда его глаза, наконец, привыкли к темноте, он различил впереди, под высокой стеной кинотеатра каменную лестницу. То был запасный выход на случай землетрясения.

Когда Гастон достиг последних ступенек, женщина включила фонарь, и на полу у своих ног он увидел знакомый большой узел.

— Не поднимайте шума, — предупредила его женщина и выключила фонарь. — Я пойду и достану вам чего-нибудь поесть. — Она быстро поднялась и пропала во мраке.

Напуганный Гастон, скорчившись, сидел на цементном полу, обхватив руками колени, и молча ждал, почти не дыша. Старая собака нежно лизала ему руки.

Гастон взглянул на небо и увидел, что оно все еще усыпано миллиардами мерцающих звезд. Все это было похоже на сон — он в далекой стране и ждет, что женщина, которую он встретил только этой ночью, принесет ему еду. Затем Гастон вспомнил Такамори и Томоэ. Интересно, что думает о нем Томоэ-сан. Он улыбнулся, вспомнив ее маленький вздернутый носик. Брат и сестра, должно быть, удивлены, зачем он пересек столько морей и океанов и приехал в эту далекую Японию. Но он не мог рассказать им о своей цели — по крайней мере, сейчас. Возможно, когда-нибудь и сможет объяснить. Но сначала он должен повстречаться со многими, многими японцами и принять решение.

— Он один?

— С ним собака.

Наверху он услышал голос женщины. На сей раз с нею, кажется, были еще две или три. Луч фонаря осветил лестницу, и Гастон увидел на ступеньках белые ноги, обутые в грязные ботинки и старые деревянные башмаки.

— Ты что, с ума сошла? Привести сюда американца!

— Не волнуйся, все в порядке. С этим парнем нет проблем.

Голоса вдруг смолкли, и три женщины направили свет фонарей на Гастона, который по-прежнему сидел на цементном полу. Женщины рассматривали его, как брошенного котенка.

— Это тот парень? — спросила одна из женщин высоким скрипучим голосом, осветив лицо Гастона фонарем. Он зажмурился. Женщина была одета нелепо — линялый свитер, мужские брюки и красные туфли на высоком каблуке. Третья женщина, толстая и круглая, как яйцо, в поношенном европейском костюме и деревянных башмаках, уселась рядом с Гастоном, многозначительно улыбаясь ему. Между ее толстыми ногами виднелись замызганные дамские панталоны, и Гастону пришлось в смятении отвернуться.

— А может, он только что откинулся?

Однако первая женщина заверила ее, что это не так. Насмотревшись американских криминальных фильмов, они таким себе и представляли бывшего преступника, который отсидел срок и вышел на свободу. Кроме того, было широко известно: в Токио полиция арестовывает по подозрению в преступлениях, связанных с наркотиками и контрабандой, довольно много иностранцев.

— Посмотри на него, Кими. Неплохо бы такого иметь под боком, да?

Они говорили на вульгарном японском языке, которому Гастона в школе не учили, и он едва мог разобрать отдельные слова, но тем не менее догадывался, о чем они говорят. Но больше их беседы беспокоило его то, что сидевшая рядом женщина-яйцо гладила его бедро рукой.

Тут Гастон, который всегда был джентльменом, вдруг сообразил, что он сидит в шляпе. Он поспешно снял ее и по-японски извинился за свои плохие манеры.

— О, да он говорит по-японски! — с удивлением воскликнула женщина в красных туфлях. Та, которую звали Кими, громко засмеялась.

— Тихо вы, — шикнула женщина с повязкой на шее: судя по всему, она взяла Гастона под свою опеку. Она расстелила перед ним газету и поставила на нее треснутую тарелку с едой.

Гастон сразу понял, что круглые желтые шарики — это яичные желтки, но он не знал, что представляют собой кусочки, похожие на узкие палочки сухого хлеба.

— Это о-дэн. Разве вы ни разу не ели о-дэн?

— Как мог он? Он ведь иностранец, — сказала Кими.

Она с интересом наблюдала, как Гастон с печальной улыбкой отправил себе в рот шарик из яичного желтка.

— О, он их ест!

Три женщины наблюдали за ним с таким же любопытством, с каким не отрывали бы глаз от обезьяны в зоопарке, которая пыталась бы побрить себя электробритвой. Гастон дал кусочек еды собаке, лежавшей у его ног.

— Это ваша собака? Как ее звать?

— Да. Наполеон. — Гастон сам не понял, почему сказал, что его собаку зовут Наполеон, но раз уж так вышло, пусть и дальше псина зовется именем его выдающегося предка. — Мне, собаке-сан... негде спать, — добавил он, жалко улыбаясь.