Злой город - Дмитрий Силлов

– Ой, дура старая! – Нянька прикрыла рот морщинистой ладошкой. – Только дитятко чуток забываться стало – и тут я со своим языком!

И бросилась вслед за княгиней…

К Игнату вразвалочку подошел купец Семен Васильевич в высокой бобровой шапке и теплой медвежьей шубе, раскинул руки:

– Ну, здорово, братко!

– Здорово!

Братья обнялись.

– Ох, и заматерел ты, Семен, зараз и не обхватишь!

Игнат взял брата за плечи и чуть отодвинул от себя.

– Дай-ка я на тебя посмотрю. Заматерел, заматерел! А пошто в мехах-то? Весна чай на дворе.

– Не люблю, когда зябко, – поежился Семен. – Да и положение обязывает. Ты лучше скажи, много ли нам товару наторговал?

– На ярмарку хватит, чтоб лицом в грязь не ударить, – улыбнулся Игнат. – И еще останется.

– Это хорошо, – кивнул Семен. – И то хорошо, что ты аккурат к весенней ярмарке успел. Гости из русских градов, тех, что Орда мимо обошла, по пути в Новгород к нам заглянули. Не сегодня-завтра собирались торговище[62]зачинать – а тут еще и ты…

Мимо них нескончаемым потоком ташились телеги и повозки с товарами. Усталые волы, влекущие груженые подводы, почуяв запах сена и стойла, стали быстрее перебирать копытами.

С одной из телег спрыгнул рослый воин в ордынских кожаных доспехах, не иначе, взятых с бою. На плечах у него был наброшен сильно потертый плащ-каросс, сшитый из шкур невиданных животных. В правой руке воин держал копье с наконечником-лезвием необычной каплевидной формы, заточенным с двух сторон, в левой – небольшой круглый щит, обтянутый толстой шкурой животного, живущего далеко за Срединным морем[63]. Рог этого зверя, который он, судя по байкам ярмарочных брехунов, таскал на носу, торчал из центра щита.

Но не только оружие воина было необычным. Его лицо под полукруглым шлемом кочевника было абсолютно черно. Как и его руки, сжимающие оружие. Воин подошел, встал на шаг позади Игната и застыл, словно статуя.

Семен опасливо покосился на странного воина.

– А это кто такой? – спросил он тихо. – Пошто личиной черен? Сажей, что ли, измазался? Или ты, прости Господи, черта к себе на службу взял?

Игнат рассмеялся.

– Да нет. За Срединным морем, которое Итиль-река питает, земля есть – так там все люди и ликом, и телом черны. Встретил я его на пути зело далече отселе. Ну, подсобил ему немного – он один супротив полудюжины бился. Назвался воином. Тогда еще по-нашему не разумел, знаками показывает, мол, его жизнь теперь мне принадлежит. Я ему толкую – да ладно тебе, ничего ты мне не должен. А он – ни в какую. С тех пор от меня ни на шаг.

– Во диво-то! – покачал головой Семен. – Чего только на свете не бывает!.. А это чего такое? – хохотнул Семен. – Ты, братко, в заморских странах цельное дерево прикупил? Нешто у нас своих деревьев мало? В лесу сколько хошь и бесплатно. Али забыл?

На специально построенной длинной телеге пара волов тащила длинную струганую лесину с углублением на конце. Вслед за этой телегой шли еще несколько, крытых сверху дерюгами от дождя и любопытных глаз.

– И на кой тебе такая здоровая ложка? – посмеиваясь, продолжал допытываться у брата Семен.

– То не ложка, – серьезно ответил Игнат. – То мой дар городу. Машина иноземная. Прямо через стену в ворога может камни или иные снаряды метать.

– А то у нас на стенах самострелов мало, – осуждающе покачал головой Семен, покатал на языке непривычное слово. – Машина… А ты у веча спросил, нужен городу такой дар? Твоя машина места займет с две избы, а тут у нас и так развернуться негде.

– Машина разборная, – спокойно ответил Игнат. – Время придет – глядишь, пригодится.

– А глядишь, и не пригодится, – продолжал ворчать Семен. – Помяни мое слово, только зря наше общее дело в расход ввел.

– Тот расход на меня запишешь, – ровно ответил Игнат. Семен отмахнулся.

– Вот, сейчас начнем рубели[64]считать. Ты просто в будущем дары городу поменьше размерами выбирай. Еще пара таких даров – и наши с тобой подворья в посад[65]переносить придется.

Телеги прошли. Вслед за ними потянулись повозки, крытые слегка выцветшими от ветра и дождей тканями необычной расцветки. Рядом с повозками шагал невысокий человек в цветном халате, шитом из дорогой канчи[66]. Его плоское лицо с раскосыми глазами было бесстрастно, словно вылеплено из желтой глины. На поясе у человека висел длинный прямой меч.

– А энтого ты не иначе как в Орде прихватил? – кивнул на человека Семен.

– Тоже нет, – ответил Игнат. – То не ордынец. То человек из страны Кара, по-нашему выходит Поднебесная.

– Я смотрю, ты с собой иноземцев со всего света собрал, – хмыкнул Семен. – Эти тоже все из-за Срединного моря?

Действительно, через город шли что повозки, что люди рядом с ними, ранее в Козельске невиданные. На голове одного из гостей были намотаны какие-то тряпки, причем намотаны плотно, на манер шапки. Другой гость на тонконогом злом жеребце был горбонос, одет в короткополую черную куртку, обшитую дорогой кольчугой, широкие штаны и сапоги с загнутыми кверху носами. На его поясе висел длинный кинжал, отделанный серебром и драгоценными камнями. Волов, впряженных в повозки, и своих молчаливых слуг погонял гость громко, гортанно и отрывисто. Ему вторили двое чернобородых соплеменников, ехавших чуть позади и одетых попроще.

– Любопытен ты шибко, братец, – рассмеялся Игнат. – Скажу лишь одно – это люди. Как и мы с тобой. Они к нам в пути пристали, так вместе и ехали всю дорогу. В городах торговали, на пропитание себе зарабатывали. И нам сподручней – чем народу больше, тем товар сохраннее что у них, что у нас. Время сам знаешь какое, на дорогах неспокойно. А пока вместе ехали, они помаленьку по-нашему разуметь стали. Особливо вон тот.

Игнат кивнул на человека в тюрбане.

– Летопись пишет, учен за морем, да и лекарь наизнатнейший. Так что после баньки да за столом сам у них все и расспросишь.

Замыкала обоз открытая телега, к которой был привязан человек. Руки его были растянуты между бортами телеги и примотаны к железным заушинам крепкими сыромятными ремнями. Кольчуга покрывала тело человека, словно вторая кожа. Видно было, что ковалась она искусным мастером на заказ и подгонялась точно по фигуре. Грязная, местами порванная белая накидка с большим черным крестом на груди была надета поверх кольчуги и перехвачена на талии кожаным поясом. Белый мятый плащ с таким же крестом лежал на дне телеги, частично прикрывая сваленные в кучу подшлемник, двустворчатые наручи, наплечники, наколенники и кольчужные чулки той же работы, что и сама кольчуга. Похожий на мятое ведро с прорезью для глаз шлем крестоносца перекатывался у ног хозяина, погромыхивая в такт подпрыгивающей на бревенчатой мостовой телеге и порой задевая за рукоять огромного двуручного меча, валяющегося там же. Тогда громыхание становилось громче, словно в пустое ведро долбанули ухватом.