Осколки ледяной души - Галина Владимировна Романова

— А там что? — Степан водрузил пакет на стол и ткнул пальцем в другую кастрюлю.

— А там курятина, тушенная с морковкой! — Кирюха почти счастливо рассмеялся и звучно сглотнул. — Давай поедим, что ли? У меня со вчерашней помолвки во рту, кроме рассола, ничего не было.

— А как же утро? — напомнил ему Степан их совместный завтрак. — Ты же ел!

— Я? Ел? Да ты что?! Разве я мог жевать, находясь рядом с такой женщиной?!

— С какой? — Степан достал из сушки две глубокие тарелки и принялся щедро наливать себе и другу. — Что в ней тебе так понравилось? Обыкновенная замороженная рыба, да и только.

— Тише ты! — шикнул на него Кирюха и опасливо оглянулся на кухонную дверь за спиной. — Услышит еще, обидится.

— Да нет ее. Туфли отсутствуют. Курточка тоже. — Степан пожал плечами, стараясь казаться равнодушным, но вопросец все же точил изнутри: куда же это госпожа Верещагина умыкнулась, наготовив щей.

— А-а-а, тогда ладно. Но я все же взгляну, с твоего позволения. — Кирюха быстро пробежал по квартире, вернулся и разочарованно развел руками:

— И правда, нет ее, Степ. А где же она? Сказала, что ей угрожает опасность, а сама куда-то запропастилась.

Он показался Степану на удивление расстроенным?

— Слушай, а может, ты влюбился? — поинтересовался Степан, опустошив целую тарелку щей и потянувшись к кастрюле с курицей.

— Может, и влюбился! — пробурчал Кирилл с полным ртом капусты. — Немудрено в такую женщину влюбиться. Не знаю, чего ты до сих пор терялся. Я бы уж не упустил возможности. Позволишь? Ах да, тебе же по барабану, я слышал! Так я ей займусь? Такая женщина! Она всех моих трех предыдущих жен стоит вместе взятых. Она… Конечно, она не из наших любимых задурелых, это факт, но в ней столько огня! И насчет рыбы замороженной ты, старик, не прав. Ее только расшевелить требуется. Чуть-чуть дунуть — и займется. Поверь!.. А как готовит!.. Конечно, любить такую даму много нервов нужно. Нервов, времени, сил, ну и денег соответственно. Она не одноклеточная, это однозначно. Сложный организм, это понятно… Так я займусь ею? Чего молчишь?

Сказать в ответ было нечего.

Смотреть на Верещагину глазами друга не хотелось. Своего мнения он менять не собирался, во всяком случае, пока. И в то же время мысль о том, что ею кто-то будет заниматься, пускай даже и его друг, была неприятна. Не сильно, нет. Немного совсем, но неприятна.

Кирюха был прав. Любить такую женщину очень проблемно. Проблемно, хлопотно и нервно. Не каждому по силам. Санечка вон ее и тот не выдержал, прожив вместе столько лет и нажив дочь и совместное имущество. А Кирюха рвется, будто все про нее заранее знает. Хотя… Хотя, учитывая его богатый опыт семейной жизни, может, он не так уж и не прав…

Курица по вкусовым качествам ничуть не уступала щам. Они хватали большие сочные куски, обгладывали с косточек мягкое нежное мясо и жмурились от удовольствия.

— Слушай, а ей-то мы оставим или нет? — вдруг всполошился Кирилл.

— Надо бы… — Степан заглянул в кастрюльку. В жирной морковной подливке сиротливо болталось одинокое крылышко. — Кажется, мы с тобой все съели. О как!

— Ладно, старик, не парься… Время позднее, ей на ночь наедаться вредно. Такую фигуру нужно блюсти. Давай сюда, что там еще осталось…

Они съели все и макали потом хлебные корки в подливку, цепляя морковку с луком и отправляя в рот. Вымыли посуду. Посмотрели телевизор. Поговорили. Украдкой друг от друга смотрели на часы и, каждый по-своему, волновались из-за ее долгого отсутствия.

Потом Кирюхе позвонила мать и со слезами в голосе потребовала немедленно приехать. Тот нехотя уехал, оставив Степана в одиночестве.

Тишина пустого вечера тут же начала давить ему на уши, снова заставив нервничать.

Сидел бы сейчас в баре, отдыхал. Снял бы девочку, развлекся бы. А вместо этого что? Сидит и, как болван, слушает шум лифта в подъезде.

Куда ее унесло на ночь глядя, а?

Какое-то время Степан еще посмотрел футбольный матч, потом оделся и вышел на улицу.

Там было темно, свежо и тянуло сыростью скорого дождя.

У подъездной двери отирались подростки, воровато пряча в рукава сигаретки. Хором поздоровались и растворились куда-то, пока он оглядывал двор.

Двор как двор. Автостоянка на пятнадцать машин. Его место было третьим справа. Это было их негласное соседское соглашение — у каждого свое место, и ни-ни на чужое. У каждого подъезда, а их было всего-то два, по две лавочки, кустарники, чахлые липки. В дальнем углу несколько ракушек, предмет постоянных визитов представителей инспектирующих организаций. И ни одного фонаря. Ни одного…

Пойдет через двор, прицепится кто-нибудь в такой темноте. Перепугает. И даже если она кричать начнет, он не услышит. Все до единого окна выходят на противоположную сторону. Это он про Верещагину подумал мимоходом. А сам тем временем шагал к машине.

«Фольцушка» приветливо мигнул фарами, щелкнув замками. Степан сел за руль, привычно втянул в себя запах кожи и автомобильной синтетики и задумался.

Куда ехать? Где искать? И самое главное, нужно ли?..

Она могла быть где угодно. Могла быть дома, что, по его мнению, исключается. Могла поехать навестить дочь с бывшим мужем. Наверняка скучает. А могла рвануть к матери, что-то такое она про ее существование говорила.

Итак, что? Искать или нет?

Степан достал мобильник и долго вспоминал тот самый записанный для Ираиды Васильевны на клочке бумаги ее номер. Вспомнив, начал набирать.

643-38-95, так, кажется. Ему долго не отвечали. Потом звонкий девичий голосок намекнул ему, что он, возможно, ошибся. Татьяна есть, но ей пока четыре месяца и подойти к телефону она не сможет. Девчушка хихикнула и положила трубку. Степан понял, в чем дело. Он по ошибке переставил 95 и 38. Набрал снова и долго слушал длинные протяжные гудки.

Где же она может быть…

Он уже хотел отключаться, когда трубку сняли. Сняли и тут же положили обратно.

Понятно, скрипнул зубами Степан и с визгом подал машину назад.

Сидит, значит, дома и ждет чего-то. А может, плачет? Может быть. У нее сегодня глаза на мокром месте. Хотя могла и за тапочками домой поехать. Наверняка забыла их, если разгуливала по его квартире в одних колготках.

Дом, в котором жила Верещагина, он знал хорошо. По условиям их трудового соглашения, ему иногда надлежало забирать ее именно от подъезда. Один раз даже к ней в квартиру позвонил. Не выдержали нервы, когда она замешкалась. У нее, видите ли, фен сгорел. А ему что? Сидеть в машине и злиться ее долгому отсутствию? Не мальчик, чтобы за две тысячи над ним так потешались…

Степан въехал во двор и осторожно пристроил машину рядом с бордюром. Упаси господь на него въехать! Лишь однажды он допустил подобную оплошность. Тут же из подъезда выскочила разъяренная тетка и принялась кружить вокруг машины и орать, и тыкать в него пальцем, и поливать на чем свет стоит.