Опасности путешествий во времени - Джойс Кэрол Оутс

На мгновение я застыла как вкопанная. В дрожь бросало от перспективы снова вернуться в Экради-Коттедж – одной.

– Послушайте, я здесь совсем одна, без друзей, без родных. Меня звали… нет, меня зовут Адриана Штроль, а вовсе не Мэри-Эллен Энрайт. Меня направили… привезли сюда из САШ-23… Может, вам известно, кто я? Умоляю, расскажите.

Лицо Ирмы сделалось непроницаемым. Зрачки сузились, как у слепой. Губы сложились в зловещую ухмылку.

– Мисс, вы бредите. Думаю, у вас жар. Увы, положить вас некуда, санчасть переполнена пациентами с гриппом. Слышали про эпидемию? Вам лучше уйти, пока вы не свалились окончательно. Мисс Энрайт, верно? Когда будете уходить, плотно прикройте дверь. Вам все ясно?

– Умоляю, одно слово, – твердила я. – Хотя бы расскажите, как обстоят дела в САШ-23. Ничего не изменилось? У власти по-прежнему отдел госбезопасности и президент? Армию не расформировали, войны за свободу продолжаются? Может, вам что-нибудь известно про моих родителей – Эрика и Мэделин Штроль? Мы живем – точнее, жили – в Пеннсборо, Нью-Джерси. Пожалуйста, не прогоняйте меня, мне так одиноко.

Ирма рассвирепела:

– Мисс, вы оглохли? Что непонятного?

С языка чуть не сорвалось «всё», однако я не осмелилась возразить и покорно направилась к выходу из санчасти, плотно прикрыв за собой дверь. Но, несмотря на боль разочарования и обиду, грела мысль, что медсестра Ирма – та самая, что выхаживала меня в первые часы пребывания в Зоне 9, – действительно отнеслась ко мне тепло: она не доложила властям о злостном нарушении Инструкций.

И то, что я жива, – прямое тому доказательство.

Вероятно, от отчаянного, беспросветного одиночества в моем сердце возникла привязанность к Айре Вулфману.

Ощущение родства возникло с первой же нашей встречи в Грин-Холле. Он ворвался в аудиторию, швырнул портфель на стол, опытным, проницательным взглядом окинул ряды парт, наши сосредоточенные лица… Привет! Я Айра Вулфман, ваш преподаватель по предмету «Психология 101».

Помню, как он стремительно поднимался на кафедру, когда замещал профессора Акселя. Для молодого педагога, подменяющего маститого ученого, Айра держался на удивление уверенно. Лучезарно улыбался, словно ныряльщик перед грандиозным прыжком с высокого трамплина. Его способность наладить контакт со слушателями, внушить, что мы – одна команда, готовая отправиться в увлекательное путешествие, сильно отличалась от подхода убеленного сединами Акселя, который читал свои лекции монотонно, не поднимая головы.

Еще до того, как заподозрить Вулфмана в принадлежности к изгнанникам, я почувствовала в нем нечто. Он – тот, кто мне нужен. Он вытащит меня из Зоны 9.

Как и эпидемия азиатского гриппа, любовная лихорадка обошла меня стороной. Я оставалась равнодушной там, где мои ровесницы теряли голову, и по праву могла гордиться собой.

Соседки по Экради-Коттедж часами обсуждали актуальных и потенциальных кавалеров – парней из студенческого братства; кто-то из девчонок уже добился своего, другие пока расставляли сети, их счастье целиком и полностью зависело от заветного звонка… Я не участвовала в этой кутерьме – переросла.

К Вулфману меня влекло отчаяние утопающей, которая цепляется за всякого, кто способен спасти ее от мучительной смерти.

– Мэри-Эллен? – раздалось угрожающе близко над ухом.

Мисс Стедман. Шла седьмая неделя учебы. Начало ноября, середина семестра. Поздний сумрачный дождливый полдень. Комендантша явно поджидала меня и окликнула, когда я, в теплой куртке с капюшоном, направлялась к лестнице мимо почтовых ящиков, которые редко удостаивала взглядом.

Разумеется, Мэри-Эллен Энрайт не получала писем. Но многочисленные брошюры и листовки создавали относительную видимость почты.

Я не завидовала девчонкам, чьи ящики ломились от писем. Просто не обращала на это внимания – переболела.

Днем мои тревоги и заботы касались исключительно учебы.

Пять основных предметов. Пять педагогов. Среди них по чистой случайности оказался Айра Вулфман.

Я старалась не думать ни о чем постороннем и оставаться невидимкой. Однако старшим грубить нельзя. Нельзя проигнорировать улыбающуюся мисс Стедман и промчаться мимо.

Мысленно я посылала женщине сигналы: «Сколько можно! Оставьте меня, наконец, в покое! Все!»

Раздражение одолевало меня постоянно. Поразительно, почему никто их не слышит и не бежит от меня сломя голову!

– Мэри-Эллен? Можно с тобой поговорить – буквально пару минут?

Я не могла отвернуться, пробурчав «нет», поэтому покорно поплелась вслед за комендантшей в гостиную. Из нее можно пройти в меньшую из двух имеющихся в Экради-Коттедж комнату отдыха. Там стоял напольный телеприемник «Филко» с тремя каналами вещания – самый маленький телевизор из всех, какие мне доводилось видеть, с крохотным экраном, транслировавшим размытую, в серых тонах картинку.

Не поверите, но этот телевизор смотрели! По вечерам вокруг него собирались толпы обитательниц Экради-Коттедж. Иногда к ним присоединялась мисс Стедман, явно страдавшая от нехватки общения.

Ардис Стедман была высокой худощавой женщиной с волосами песочного цвета и такого же цвета бровями и кожей. Заурядное, открытое лицо. Приветливая улыбка обнажала бледно-розовые десны. Большие карие глаза смотрели с бесконечной сердечностью. При знакомстве она отрекомендовалась помощницей декана женского потока. Мисс Стедман училась в аспирантуре по специальности «управление в сфере государственного образования». На вид ей было лет тридцать пять, хотя, возможно, и меньше, ибо люди такого склада еще в молодые годы славятся зрелостью, ответственностью и выдающимися лидерскими качествами. Мои соседки всегда старались проскользнуть мимо комендантши, которую считали женщиной милой, но уж слишком занудной. Особенно ей сочувствовали из-за неудавшейся личной жизни – старая дева.

Для меня слова «старая дева», «синий чулок» были в новинку, поскольку в САШ-23 браки случались реже разводов, да и одиноких людей было много, однако я прекрасно понимала их значение и панику, какую они внушали в Зоне 9.

Мисс Стедман одарила меня счастливой улыбкой и с нескрываемым любопытством принялась расспрашивать о делах и успехах в учебе. Я вежливо бормотала в ответ, стараясь казаться воодушевленной и жизнерадостной – жизнерадостность можно считать ключевым атрибутом Вайнскотии. Однако комендантшу не обманул наигранный оптимизм.

Ее интерес подогревался моим статусом стипендиатки. Как выяснилось, в Вайнскотии студенты получают стипендию университета, а не патриот-демократов. Очевидно, в 1959-м еще не существовало понятия «патриотический стипендиат». Мисс Стедман знала многих моих преподавателей и отзывалась о них с восторгом; особенно она благоговела перед профессором Акселем, сотрудничавшим в Гарварде с великим Б. Ф. Скиннером.