Негде спрятаться. Эдвард Сноуден и зоркий глаз Дядюшки Сэма - Гленн Гринвальд

«Каждый, кто делает что-то значимое, должен объяснить людям, зачем он это делает и чего надеется достичь», – сказал он.

Сноуден не хотел разжигать страх, который мог возникнуть в правительстве, если бы он скрывался. Кроме того, он был уверен, что АНБ и ЦРУ обнаружат источник утечек сразу же после наших публикаций. Он не предпринимал попыток замести следы, поскольку не желал, чтобы его коллеги попали под расследование или против них были выдвинуты обвинения. Он утверждал, что приобретенные навыки и нечеткая работа систем АНБ позволили бы сохранить инкогнито, если бы он задался такой целью, даже несмотря на ту сверхсекретную информацию, которую ему удалось скопировать. Тем не менее он предпочел оставить какие-то электронные «отпечатки», которые означали, что скрывать остальное уже не имеет смысла.

И хотя у меня не было желания помогать правительству в обнаружении источника, раскрывая его личность, Сноуден убедил меня, что, так или иначе, это неизбежно. Но главное, он сам был полон решимости предстать перед глазами общественности, но не хотел давать возможности властям сказать в этом деле первое слово.

Единственное, чего боялся Сноуден, – это того, что раскрытие его личности затмит суть его разоблачений.

«Я замечаю, как СМИ стремятся персонализировать любой скандал, и правительство постарается напасть на разоблачителя, сделать историю из меня самого», – подчеркнул он.

В его планы входило сразу же открыть свое имя и после этого исчезнуть из виду, чтобы внимание сосредоточилось на АНБ и его шпионской деятельности.

«После того как я назову себя и расскажу о себе, – говорил он, – я не буду общаться ни с какими СМИ. Я не хочу, чтобы из меня сделали историю».

Я предложил не раскрывать имя Сноудена в первой же статье, а подождать неделю, чтобы не отвлекать внимания от главного. Идея была проста: публиковать большие статьи одну за другой, излагая информацию в шокирующей журналистской версии, начав с сути и закончив раскрытием источника. В конце нашей первой встречи мы пришли к соглашению и выработали план.

Все оставшееся время в Гонконге я каждый день встречался и разговаривал со Сноуденом. Ночами я мог спать не более двух часов, да и то принимая снотворное. Остальное время я писал статьи на основе документов Сноудена, а когда они начали публиковаться, давал интервью, обсуждая эти материалы.

Сноуден позволил нам с Лорой решать, о каких случаях следует сообщать, в какой последовательности и каким образом их представлять. Однако в нашу первую встречу Сноуден – как он делал это многократно до того и впоследствии – подчеркивал, как важно, чтобы мы тщательно подбирали все материалы.

«Я выбирал документы, руководствуясь тем, насколько они интересны для общественности, – объяснил он нам. – Но я полагаюсь на ваше журналистское чутье, и вы можете публиковать только те из них, которые следует узнать публике и которые не нанесут вреда невинным людям».

Именно по этой причине, из тех, которые мне известны, Сноуден решил употребить нашу способность сгенерировать общественный резонанс, не допуская того, чтобы у американских властей были основания для преследования других людей из-за документов, которые мы опубликуем.

Сноуден также делал акцент на том, что публикация документов должна происходить журналистскими методами – подразумевая под этим работу со СМИ и подготовку статей, которые создавали бы контекст для материалов, – а не в форме одновременной публикации только текстов документов. Правильный подход создаст основу для юридической защиты, а кроме того, позволит представить общественности разоблачающие данные последовательно и рационально.

«Если бы я хотел разом выложить все документы в Интернете, я бы смог это сделать сам, – пояснил он. – Но мне нужно, чтобы вы убедились, что каждый случай в действительности имел место, и чтобы люди узнали то, что им следует знать».

Мы согласились, что на этих условиях и будем публиковать материалы. Несколько раз Сноуден подчеркивал, что с самого начала он хотел, чтобы его историей занялись именно мы с Лорой, потому что мы способны подать ее агрессивно и не испугаемся угроз со стороны властей. Он часто упоминал New York Times и другие крупные издания, которым приходилось по требованию властей отказываться от серьезных публикаций.

Вместе с тем ему хотелось, чтобы журналисты имели возможность неторопливо и скрупулезно проработать документы, дабы убедиться в неопровержимости представленных фактов, и чтобы все статьи были тщательно выверены.

«Некоторые документы, которые я вам даю, не для публикации, но для того, чтобы вы сами поняли, как работает эта система, и могли правильно написать об этом», – разъяснил он.

В конце первого дня в Гонконге, покинув номер Сноудена, я вернулся в гостиницу и в течение ночи написал четыре статьи, надеясь, что Guardian немедленно начнет их публикацию. Надо было спешить: мы должны проработать как можно больше документов со Сноуденом, прежде чем это станет неосуществимо по той или иной причине.

Было еще кое-что. В такси по пути в аэропорт JFK[6]Лора сказала мне, что она поговорила с некоторыми серьезными СМИ и журналистами относительно документов Сноудена. Среди этих журналистов был и Бартон Геллман, дважды лауреат Пулитцеровской премии, когда-то работавший в Washington Post, а ныне сотрудничающий с ней внештатно. Лоре не удалось убедить кого-либо поехать с ней в Гонконг, но Геллман, который давно занимался темой слежки, весьма заинтересовался этой историей.

По Лориной рекомендации Сноуден согласился передать «некоторые документы» Геллману, с тем чтобы тот вместе с Лорой подготовил публикацию для Washington Post по нескольким конкретным разоблачениям.

Я с уважением относился с Геллману, но не к Washington Post, которая представлялась мне пастью массмедийного чудища, воплощая в себе все худшие качества американских средств массовой информации: чрезмерная близость к властям, трепет перед институтами национальной безопасности, нежелание печатать несогласных.

Собственный аналитик газеты Говард Курц еще в 2004 году писал, что газета систематически предоставляет трибуну голосам в пользу военного вторжения в Ирак, стараясь заглушать или полностью замалчивать оппозиционные мнения. Новости в Washington Post, по тогдашнему заключению Курца, подавались «чрезвычайно однобоко», в пользу вторжения. Редакционная колонка «WP» всегда шла в ногу с самыми голосистыми и безрассудными апологетами американского милитаризма, секретности и слежки.

Таким образом, Washington Post был предложен лакомый кусок, который она не заслужила и который не предложил ей сам источник – Сноуден (согласившись, однако, с рекомендацией Лоры). Безусловно, мой первый разговор по Интернету со Сноуденом вырос из его раздражения позицией газеты, продиктованной страхом.

Одна из моих многих претензий к WikiLeaks заключалась в том, что на протяжении нескольких лет эта организация многократно передавала информацию крупнейшим медийным агентствам, которые делали все, чтобы защитить власти и усилить собственное влияние. Эксклюзивные материалы о сверхсекретных документах поднимали статус издания и журналиста, опубликовавших информацию. Поэтому имело больший смысл отдавать такие сведения независимым журналистам и средствам массовой информации, тем самым заставляя общественность прислушиваться к их голосам, повышая их авторитет и влияние.