Турецкие диалоги. Мировая политика как она есть – без толерантности и цензуры - Иван Игоревич Стародубцев

отрицательными сальдо по текущим операциям и внешней торговле. Кроме того, не то чтобы у президента Реджепа Тайипа Эрдогана не было бы времени. Но он уже два десятка лет у власти, и обеспечить преемственность этой власти с гарантиями уходящим руководителям в турецких условиях – далеко не простая задача. Будь то выборы в 2023 году, куда Эрдоган, очевидно, пойдёт как (ещё) главный кандидат на пост президента или в 2029 году, когда он, с очень большой вероятностью, участвовать в выборах уже не будет…

Потому что Турция – это не Китай… Соответственно, нет руководящей и единственно верной партии, которая может обеспечить преемственность курса при смене лидера. Это с одной стороны.

А с другой стороны, у Турции нет такого пластичного электората, которому можно за несколько месяцев или даже несколько недель до очередных или даже до внеочередных выборов представить – «прошу любить и жаловать» – претендента-преемника с расчётом на победу. У турок так не сработает, нос воротить начнут…

Такие особенности требуют от турецкого руководства большой гибкости и качественной аналитической работы. Последнюю они ведут как на уровне мозговых центров, так и на уровне официальных лиц страны.

Под мозговыми центрами прежде всего я подразумеваю самый известный и, можно сказать, самый «придворный» Фонд политических, экономических и социальных исследований, в турецкой аббревиатуре – SETAV. Он исправно и оперативно откликается на всё, что происходит – справками, статьями, обзорами, книгами, небольшими вебинарами и крупными конференциями. Причём Фонд активен не только в Турции, но и за её пределами. Вообще-то у SETAV – свои офисы не только в Анкаре или в Стамбуле, но и в Вашингтоне, Берлине и Брюсселе, где он проводит мероприятия и распространяет свою литературу.

Помимо этого, в Турции огромное количество небольших аналитических центров в форме некоммерческих организаций, в том числе организованных военными и дипломатами в отставке. С одной стороны, если рассматривать такой НКО, созданный на личном опыте и энтузиазме учредителя, как отдельно взятую единицу, то её возможности весьма скромные. Однако при большой численности подобных организаций возникает кумулятивный эффект «муравьёв, затаптывающих слона», главное – «повалить».

Да и сам лидерский уровень в Турции также демонстрирует склонность к интеллектуальным изысканиям.

В этом смысле последнее время подарило турецким читателям целый ряд книжных новинок, включая книгу президента Реджепа Тайипа Эрдогана «Более справедливый мир возможен», книгу главы Управления по связям с общественностью при администрации президента Фахреттина Алтуна «Турция, как стабилизирующая сила, в эпоху беспорядка» и книгу зятя президента, бывшего министра казначейства и финансов Берата Албайрака «Здесь – очень важно». Под «здесь» имеется в виду Турция как международный игрок.

В целом в Турции мало-мальски заметные официальные лица стремятся быть не просто технократами, они позиционируют себя ещё и как идеологи. Они очень интеллектуально подкованы.

И мне, подводя черту под этой частью нашего с вами разговора, хотелось бы увидеть печатные труды и наших властей предержащих, желательно не омрачённых результатами проверок со стороны «Диссернета». В конце концов, сколько можно говорить о том, что в России нет идеологии? Не от этого ли в том числе немалая часть наших бед, что мы вот уже три десятка лет не понимаем ни что строим, ни куда идём? Может, пора с этим разобраться и оформить наши ключевые установки в виде хотя бы методички?

Причём без лишних усложнений. Заметьте, та же книга президента Эрдогана про «более справедливый мир» написана предельно простым языком. Чтобы прочесть её мог каждый, а не только «яйцеголовые». И по большому счёту, из всего объёма книги Эрдогана можно выделить одну ключевую формулу – «Мир – больше пяти!» В смысле, пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН.

Осмысленный подход турок к своим действиям как внутри страны, так и за её пределами серьёзно повышает их шансы компенсировать те уязвимости и недостатки, которые у них, как у страны, есть.

Евгений Сатановский: Ну давайте поймём простую вещь. Владимир Владимирович тоже правит не пять лет, не десять лет. Вообще говоря, пришёл он в конце 99-го года в качестве фигуры первого уровня и не случайно как раз на миллениум, на 2000 год, Ельцин ему власть передал. Так что, вместе с короткой интермедией под названием «А вот у нас есть ещё и Медведев», безусловно, те же самые двадцать с копейками лет он у власти, и моложе он тоже не становится, хотя крепок на диво. Я думаю, поздоровее меня будет раз в несколько. Системы у нас с Турцией сильно разные. У нас система изначально президентская, а не парламентская, которую Эрдогану пришлось менять в парламентско-президентскую. И у него с оппозицией всё гораздо грустнее. У нас-то оппозиция – дисциплинированная, а у него – нет.

Но при этом тут есть и свои минусы. Сильный лидер вслед за собой другого сильного не оставляет. Тут хоть тресни… Это было с Иваном Грозным, это было с Петром Первым, это было со Сталиным. Не проводя параллелей между этими правителями и действующим российским президентом, который по сравнению с помянутыми лидерами не просто куда как более цивилизован и миролюбив, а просто ангел Г-сподень, так что с него пыль можно сдувать с точки зрения отсутствия личной кровожадности. Хотя его многие терпеть не могут, но вот что он точно не любит – так это кровушку лить. В отличие от всех тех, кого я перечислил.

А вот сильный лидер после него… Медведев-то точно не был сильным лидером. А он у нас – замсекретаря Совбеза, периодически пробуждается от летаргического сна и много всякого-разного начинает говорить. Внезапно, но достаточно, чтоб не забыли – для публики. Ну уж как есть.

Хорошо, предположим, а что такое сильный лидер? Кто он будет в российских условиях? Кто сможет, вслед за Путиным вообще вести политику, исходя из того, что наша вертикаль власти – действительно вертикаль. Скажем, кто сможет с Эрдоганом работать?

Путин знает, как с ним общаться. У него мёртво всё завязано на личный контакт, и они способны договариваться. И очень во многих ситуациях – именно так и с Си Цзиньпином в Китае. Огромная роль персонифицированной политики в успехах страны, но огромная опасность – в том, что она – такая, какая она есть.

Я могу считать, всё-таки, на сегодня наш строй мягким вариантом умеренного «бонапартизма». А, как известно, у императора французов всё на нем лично и было зациклено. И чёрта с два его можно было заменить. Его до сих пор заменить не могут. Некем, ну значит некем. Пантеон они ему построили, большой-большой в ознаменование заслуг, и тем не менее он был и остался единственным в своём роде в истории не только Франции – всего мира.

Поэтому огромный вопрос