Четвертый под подозрением - Хьелль Ола Даль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы! — хрипло выдохнула она. — Я знаю, кто вы такой!
Фрёлик откашлялся:
— Можно войти?
— Зачем?
Фрёлик не ответил. Подумав, Рейдун Вестли посторонилась, пропуская его.
Воздух в гостиной был спертый и сизый от табачного дыма. Фрёлик увидел множество пепельниц, до краев набитых окурками. За спиной Рейдун Вестли стоял большой журнальный стол, заваленный бумагами и старыми газетами. На стенах висели картины без рамок.
Одну картину Фрёлик узнал: она принадлежала кисти Хьелля Нупена. Вторая, более мрачная, работа Эрнульфа Опдаля. Авторов других он не знал. Только стены и напоминали о чистоте и порядке — совсем как в ее кабинете. А вот остальное… На полу стояли пустые винные бутылки, валялись пакетики из-под чипсов, надорванная коробка из-под пиццы и пустые сигаретные пачки. Мини музыкальный центр опасно балансировал на массе скрученных проводов за незастеленной кроватью. Ступать приходилось осторожно, чтобы не раздавить многочисленные компакт-диски. На подоконнике горделиво стоял пыльный, грязный заварочный чайник, окруженный дохлыми мухами.
«Так вот на кого Элизабет меня променяла! — думал Фрёлик. — На неряху с коричневыми от никотина и вина зубами, на дом, где нестерпимо воняет табаком, кофе и затхлостью… Какая тоска привела ее сюда?»
Хозяйка прикурила от окурка очередную сигарету. Рука у нее дрожала. Когда она стояла в такой позе — сосредоточенно склонившись вперед, — делались заметны валики жира на бедрах и ягодицах, морщины на ввалившихся щеках. Голову она, должно быть, не мыла много дней. Тусклые, свалявшиеся волосы, словно нимб, окружало облачко сизого сигаретного дыма. Картину дополняло орущее радио.
— Что вам надо? — хрипло спросила Рейдун Вестли.
— Я звонил вам пару дней назад, но вы оборвали разговор и отключили телефон.
— Вы приехали сюда, чтобы убедиться в том, что телефон до сих пор выключен?
— Тогда вы ехали на машине.
— Вы и правда настоящий сыщик. Ничего удивительного, что вы служите в полиции.
— Вы внезапно заболели.
— Вы правы, Шерлок. Я и сейчас болею.
— Как ни странно, ваша внезапная болезнь совпала с исчезновением Элизабет.
— Правда? Она исчезла?
— Вы прекрасно знаете, что да.
— Шерлок, у вас буйная фантазия. Вам лучше не отступать от фактов.
— А вы мне их назовите.
— Что вы хотите узнать?
— Все.
— Все? — Она подошла ближе и растянула губы в злорадной ухмылке.
Фрёлик все больше раздражался. Его бесил сам вид его собеседницы, ее высокомерие, интеллигентская манера выражаться. Ужасно раздражал и царящий в доме кавардак. Но больше всего злила скрытность этой женщины.
— Все, — глухо повторил он.
Рейдун Вестли подошла ближе.
— А вы выдержите?
— Что именно я должен выдержать?
— Правду.
— Наверное, смогу, вы, главное, поскорее переходите к делу. — Он вскинул глаза на полку с книгами, прочитал названия на корешках. В основном опусы вроде «Истории О.» и «Кэтрин М.». Так называемая эротика, термин, которым в ученых кругах уклончиво обозначают то, что другие называют порнографией.
— Способны ли вы уразуметь, что кто-то может быть тоньше, проникновеннее, чем… — Рейдун Вестли замолчала, увидев, что Фрёлик взял верхнюю книгу из стопки и поднял ее повыше.
— Чем что, например?
Она посмотрела на книгу, которую он держал в руках, и вздохнула:
— Боже мой, не будьте так банальны!
Они посмотрели друг другу в глаза; Фрёлик первый опустил голову.
— Вы меня разочаровываете, — сказала она.
— Я банален? — переспросил Фрёлик.
— Вы до ужаса предсказуемы и занудны! — Она сунула сигарету между сухими губами и глубоко затянулась. Пальцы у нее по-прежнему дрожали. — А я-то подумала, что вы в самом деле интересная личность. Во всяком случае, Элизабет так считает.
— Может быть, она ошибается, — ответил Фрёлик. — Может быть, я в самом деле до ужаса предсказуемый зануда, но я пришел сюда не для того, чтобы говорить о себе. Пожалуйста, скажите, где она.
— Понятия не имею.
— Теперь вы меня разочаровываете, — сказал он, тыча в стопку книг на полу носком ботинка. — Я знал, что Элизабет учится. Она что, увлекается подобными книжками?
— Разве вы не в курсе? Я думала, вы все знаете, раз вы сыщик и все такое.
— Я хочу только одного: найти ее.
— Зачем?
— К вам мои поиски никакого отношения не имеют.
— И что вы сделаете, если найдете ее?
— Это вас тоже не касается.
— Что ж, я примерно представляю, чем занимаются мужчина и женщина, когда остаются одни. Обойдусь без ваших подробностей! — Рейдун Вестли презрительно хмыкнула. — Ничего удивительного, что вы ревнуете, бедняга! Конечно, вы понятия не имеете о том, что происходит у нее в голове. Разве она никогда вам не рассказывала?
— О чем? О вас?
Рейдун Вестли презрительно улыбнулась:
— Не обо мне, — прошептала она. — Ни единого слова обо мне, хотя я почти все знаю о вас! Значит, она не рассказывала вам о том, что у нас с ней общего? Разве вы хоть немного не ревнуете?
«Ревную… Неужели я ревную? А если одержимость, которая не дает мне покоя, — в самом деле ревность? Что подхлестнуло ее? Физическая или духовная близость Элизабет и Рейдун? Или и то и другое? А может, страх, что меня отодвинули в сторону?»
— К чему мне ревновать?
— Например, к нашей с ней общей способности изумляться.
— Изумляться… — презрительно повторил он.
— Да, — кивнула Рейдун Вестли. — Например, Элизабет завораживает язык, речь. У нее есть даже собственная теория насчет внутренней силы, заключенной в словах, когда не остается места эмоциям. Она думает о том, как слова могут заполнять и придавать дополнительный объем, когда недостаточно восприятия и плотских ощущений.
Франк Фрёлик следил за ее губами. Рейдун Вестли нравилось оскорблять и унижать его. Она наслаждалась, уверяя его, что ему не достичь с Элизабет того уровня близости, к которому подошли они. Фрёлик заметил, что слово «плотские» она произнесла с отвращением. «Вот ты кто, — подумал он. — Стареющая лесбиянка, которая не выносит мысли, что я способен удовлетворить женщину, которую ты вожделеешь! Тебе больно, когда ты сознаешь, что я, мужчина, способен дать ей нечто, чего не можешь дать ты».
— Вам следует смириться… — негромко заметил он.
— Вы с ней спите? — со злорадной улыбкой перебила его Рейдун Вестли. — Что вы на самом деле думаете обо мне — и о ней? Вы воображаете, что я полюбила бы другого человека, если бы все не было связано с чувствами? Считаете себя кем-то особенным или уникальным потому, что у вас есть пенис?