Гунны – страх и ужас всей Вселенной - Вольфганг Акунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самым любопытным в приведенной в нашем пересказе части написанной на латыни «Гетики» представляется, несомненно, употребленное Иорданом в латинском тексте своего сочинения готское слово «алиаруна» (вариант: «галиурунна») – «колдунья», «ведунья», «кудесница», «ведьма», «волшебница». Со временем превратившееся в немецком языке в «альрауну» и игравшее столь важную роль в мире сказок и фантазий германоязычного мира. Начиная с императора-оккультиста Рудольфа II Габсбурга и кончая Гансом Гейнцем Эверсом – автором нашумевшего романа «Альрауна», послужившего основой для не менее нашумевшей одноименной экранизации.
Разумеется, можно по-разному относиться к Иордану. По-разному оценивать ценность и достоверность сведений, приводимых в его «Гетике». Вот, для сравнения, две оценки готского историка.
«Особое значение, придававшее высокую цену его «Истории готов» («Гетике» – В.А.), заключалось в том, что он пользовался памятниками народной поэзии и, применяя их для своих целей, не только сохранил для нас целый родник народного творчества германского племени, но показал, как важен такого рода источник для истории народа… Славу Иордану создал его первый труд («История готов»). В нем мы имеем дело с горячим патриотом-варваром, который, хотя весьма сносно владеет латинским языком, кое-как знает классиков, но презирает все римское. Он имел целью возвеличить готов…» (Н.А. Осокин).
«Иордан (как, очевидно, и Кассиодор) смешивает историю гетов, скифов и готов, свободно варьируя эти этнонимы и осуществляя их взаимную подмену: тем самым формируя искусственный псевдоисторический конструкт, основанный исключительно на мозаичном сочетании сведений Греко-римской историографии. Собственно готы появляются на страницах «Гетики» не ранее правления Валериана и Галлиена (вторая половина III в.)» (Д.С. Коньков, со ссылкой на А.С. Кристенсена).
Вероятно, самым разумным было бы найти некую «золотую середину» между этими крайними точками зрения на ценность приводимых Иорданом сведений. Тем более что сам готский историк писал: «Мы больше верим прочитанному, чем старушечьим россказням» (т. е. не «выдумывал» и не «пересказывал выдумки невежд», а опирался на труды предшественников-историков).
Как бы то ни было, Иордан счел необходимым объяснить, почему гунны обрушились, прежде всего, на готов, подчинив их своему игу. Гунны сделали это из мести за то, что именно царь готов оскорбил и изгнал колдуний-алиорун. Как уже упоминалось выше, по мнению Иордана «сделали это, из ненависти к скифам (в данном случае – аланам – В.А.), те самые духи, от которых гунны ведут свое происхождение». Иными словами, лань (олень) был(а) послан(а) злыми демонами, бесами – предками гуннов, на погибель скифам (аланам, первым жертвам, а в недалеком будущем – первым союзникам гуннов).
Так гуннские охотники невольно стали разведчиками новых, вражеских земель. Узнав от них неожиданную новость, весь гуннский народ отправился через болота, чтобы завладеть обширными скифскими землями, древней житницей греков на северном берегу Евксинского понта. Т. о., по Приску и Иордану выходит, что причиной Великого переселения народов было отвращение готского царя к женщинам-ведуньям, и что гунны – собственно, говоря, не люди, а демонические выродки, порочные плоды гнусного, противоестественного сопряжения кудесниц с бесами.
Если кто-нибудь спросит нас, чего ради мы, сегодня, в XXI в., цитируем столь «ненаучные» источники, то мы ответим: просто потому, что Приск, Иордан и целый ряд других античных авторов – единственные источники наших знаний о приходе гуннов в Римский мир.
Самые уважаемые ученые современности не только цитируют Приска, Иордана и прочих, но и тщательно взвешивают каждое написанное ими слово, со всех сторон «обсасывают» каждую их фразу. Переводят ее то так, то этак (насколько велика разница между переводами и толкованиями, уважаемый читатель нашей книги уже мог убедиться!). Сравнивают разные варианты, приведенные в разных списках. Тщательно обсуждают смысловой оттенок и значение отдельных слов в той или иной связи. Естественно, античные авторы охотно пересказывают исторические анекдоты. Если бы они этого не делали, мировая литература была на много эффектных сюжетов беднее. Но не достойно серьезного историка принимать античных авторов всерьез лишь тогда, когда приводимые ими сведения поддерживают его собственную гипотезу или теорию. Игнорируя эти сведения, как «фантазии сказочников», только потому, что эти «сказочники» утверждают нечто, не укладывающиеся в его собственную гипотезу или теорию. Все эти древние источники представляют собой, с исторической точки зрения, пеструю смесь реальных событий и выдумок. Они не могут – в принципе! – не содержать ошибочных сведений и неточностей. Ибо иное было бы просто невозможно, самой силою вещей. А те же устные сообщения купцов, чиновников, военных, переписчиков официальных документов и отчетов той поры и путешественников лежат в основе и являются главным источником гипотез и теорий даже самых серьезных, с современной точки зрения, и никем не обвиняемых в недостоверности, историков древности. Мы просто не можем не использовать и не учитывать их. Хотя бы потому, что не имеем иных источников. Если бы нам удалось найти хотя бы одно новое, неизвестное доселе, историческое сочинение по интересующей нас эпохе – скажем, не дошедший, к сожалению, до нас труд афинянина Дексиппа «Скифика», наши представления и знания о времени непосредственно перед гуннским вторжением, возможно, значительно изменились и обогатились бы. Но…пока что мы их, к сожалению, не нашли. Как не нашли пока и сочинение «Об океане», в котором массилиец Пифей описал свое плавание вокруг Британии (нынешней Англии). Как не нашли и много других бесценных произведений античных ученых – историков, географов, врачей, о которых сохранились только краткие упоминания…
Мы стоим, т. о., на весьма зыбкой, шаткой, сомнительной почве не слишком надежных источников. Что вообще-то не слишком опасно, если не забывать об этом. Но что может стать опасным, если принимать все сообщаемое этими источниками за чистую монету, если оно соответствует нашим предпочтениям. И если вычитывать в сведениях, приводимых древними авторами, то, что нам хотелось бы в них вычитать. Хотя этого в них, возможно, в действительности вовсе нет.
Следовательно, не столько ненадежность имеющихся в нашем распоряжении источников, сколько стремление рассматривать их как неопровержимые, неоспоримые свидетельства, является причиной раздирающих сегодня «гуннологию» глубоких разночтений и противоречий. Противоречий, превращающих вопрос о происхождении гуннов в поле боя между исследователями разных школ и направлений.
«В любом случае, монгольское происхождение гуннов установлено» (Гомейер).
«…гунны, чьи тюркский язык и тюркская этническая принадлежность не подлежит никакому сомнению» (Альтгейм).
«Гунны, союз кочевых племен тюрко-монгольского происхождения с Востока, известный в Китае еще в последние столетия дохристианской эры» (Филип)
«До тех пор, пока специалисты не придут к единому мнению, студенту, занимающемуся эпохой поздней Римской империи, лучше всего о сюнну (одно из древнекитайских названий гуннов – В.А.) ничего не говорить» (Томпсон).